Дорога к генеральским звездам

 

Ему повезло, он родился в хорошей компании: Габриэль Гарсиа Маркес, Мстислав Ростропович, Эльдар Рязанов, Михаил Ульянов появились на свет в том же 1927 году – году Красного огненного кролика, который, согласно восточному календарю, порождает умных, амбициозных и сильных личностей. И все 95 лет жизни заслуженного работника прокуратуры Российской Федерации, генерал-майора юстиции Георгия Яковлевича Барского служат доказательством верности этого предсказания.

 

Знак свыше

Мать Анна Борисовна, будучи фельдшером по образованию, мечтала и детей приобщить к медицине. Дочь Фаина оправдала ее ожидания, выучившись на врача, она впоследствии стала главным эндокринологом Иркутской области. А у сына были свои увлечения. Он буквально глотал книги из обширной домашней библиотеки, начало которой положили политические ссыльные, останавливаясь на постой в доме деда в Усть-Орде, когда ехали почтовым трактом в назначенные места поселения. Это была не дешевая бульварная литература, а серьезная классика, которая не развлекает, а воспитывает душу.

– Страсть к чтению у него осталась на всю жизнь. Хочешь сделать ему приятное – подари книгу, – вспоминает внучка Анна Леонидовна, как и дед выбравшая юридическое поприще. – Гонялся за каждой новинкой, выписывал гору толстых журналов, но Чехова ценил больше всего.

Казалось бы, прямой путь в гуманитарии. И действительно, он поступает на филфак Иркутского госуниверситета. Но словно спохватившись, судьба начертала ему другие письмена. Проучившись год, он внезапно переходит в юридическую школу. Право на способного выпускника предъявили сразу два ведомства: госбезопасность и прокуратура. Перевес взяла последняя. Во-первых, и сам выпускник, побывав на стажировке в прокуратуре, уже проникся ее духом, а во-вторых – звезды сошлись: он родился 15 января, а Петр I учинил государево око 12 января. Можно сказать, знак свыше.

 

Часы от генерального прокурора

В те годы расследованием всех уголовных дел, от краж до убийств, занималась прокуратура. Одновременно в производстве было до 20, а то и более дел, а разгребать эти завалы было некому, подготовленных грамотных следаков катастрофически не хватало. Кроме Барского, направленного в прокуратуру Иркутского района, еще два следователя, для которых дедуктивный метод был как китайская грамота. Один – из бывших дознавателей на фронте, чье знание юриспруденции умещалось в ускоренных двухмесячных курсах, а второй – вообще пехотный офицер, не знающий ничего, кроме армейской службы.

Новичка они встретили с прохладцей. Для них, прошедших фронт, он был безусым мальчишкой, не нюхавшим пороха. Но этот мальчишка скоро выказал себя весьма толковым и сообразительным сотрудником. Своими знаниями он не бравировал, не строил из себя великого сыщика, держался всегда ровно и доброжелательно, и для сослуживцев почти сразу стал своим парнем, быстро познающим тонкости уголовных хитросплетений. В поисках истины он влезал в любое дело с головой, не щадя времени и усилий. Расследуя крупную недостачу в одном из магазинов, он, например, досконально изучил бухгалтерский учет.

Уже через год его забрала к себе областная прокуратура. Попал он под начало начальника следственного отдела Григория Виттенберга, человека широко образованного, обладающего аналитическими способностями, знатока психологии преступников. Лучшего учителя нельзя было и придумать. Именно к нему, когда он ушел из прокуратуры на преподавательскую работу в госуниверситете, частенько обращался Барский за советом в трудных случаях.

Уже в качестве старшего следователя он возглавил штаб по расследованию двух убийств, взбудораживших весь город. Сначала почти в центре города зарезали работника чаепрессовочной фабрики Первушина. Никаких ценностей при нем не было, бандиты сняли лишь наручные часы. А месяц спустя был убит на мосту через Ушаковку студент сельхозинститута Владимир Маха, возвращающийся с последнего киносеанса. Судя по почерку, действовали одни и те же лица.

Буквально через несколько дней удалось напасть на след преступников. Банда из четырех человек, возглавляемая рецидивистом по кличке Фармазон, специализировалась на разбоях, грабежах, а в случаях сопротивления жертв, пускала в ход финки. Судебное заседание, как часто тогда бывало, особенно по громким, резонансным делам, было открытым, проходило в Доме культуры завода им. Куйбышева. Зал не вместил всех желающих, и пришлось установить динамики на улице. Георгий Яковлевич поддерживал государственное обвинение. Приговор был суров: троих, вместе с Фармазоном, приговорили к высшей мере наказания, а обвинитель получил свою первую награду – памятные часы от генерального прокурора.

– Я всегда был сторонником открытых для широкой публики судебных процессов, – рассказывал Георгий Яковлевич. – С одной стороны, они несли воспитательное значение, наглядно показывая, что зло, как бы оно не заметало следы, обязательно будет наказано, а с другой – поднимали престиж правоохранительных органов. Жаль, что эта практика ушла из жизни.

 

Команда Барского

Пробудившийся в нем талант сыщика выдвинул его в первые ряды следователей областной прокуратуры. Спустя десять лет после прихода он стал начальником следственного отдела. Это была тяжелая ноша. Сейчас трудно вообразить тогдашний разгул преступности. Когда, выступая на совещаниях в Генеральной прокуратуре, он оглашал число убийств, совершенных в области за год, то коллеги отказывались верить. Если в какой-нибудь Тамбовской области их число не превышало двух-трех десятков, то в Приангарье оно зашкаливало за шесть сотен.

И это было вполне объяснимо. По числу исправительных колоний с Иркутской областью никто не мог соперничать. Руками заключенных возводились великие стройки социализма: Ангарский нефтехимический комбинат, железная дорога от Тайшета до Усть-Кута, ставшая впоследствии воротами БАМа. И вся эта публика после выхода на свободу оседала в большинстве возле мест заключения, сохраняя привычки блатного мира. Пьянство, драки, поножовщина…

Но еще больше поражала искушенных прокуроров другая цифра – при таком обилии убийств их раскрываемость превышала 95%. Никто не мог похвастаться таким высочайшим уровнем работы следствия. Конечно, в большинстве случаев преступления совершались на бытовой почве, и виновных найти было несложно, с этим вполне справлялись районные прокуратуры. Но были и запутанные дела, ставящие в тупик следователей. И тогда на помощь призывалась команда Барского.

Попасть в эту команду было непросто. В первую очередь оценивался уровень интеллекта, способность из моря фактов выловить главное звено и на его основе выйти на преступника. Уважая чужую личность, он никогда не устраивал своим сотрудникам разносов, ни одного гневного слова не вырывалось у него даже в случае серьезных промахов.Только в голосе появлялась не присущая ему жесткость.

– У дедушки были свои методы воспитания, – рассказывала Анна Леонидовна. – За провинности никогда меня не ругал, не читал нотаций. Он переставал со мной разговаривать. И это было самое страшное для меня наказание.

Он всегда мыслил неординарно, предлагая решения, которые другому и в голову не придут. Эта способность не подвела его и в деле о двойном убийстве, когда в роще Звездочка погибли от ножевых ран парень и девушка. Парень оказался сыном председателя облисполкома, естественно, дело было взято на особый контроль.

Как ни бились сыщики – все было впустую, ни одной улики, преступники как сквозь землю провалились. Даже местные авторитеты, взятые в оперативную разработку, ничего не могли подсказать. Скорее всего, страх неминуемого расстрельного приговора в случае поимки выгнал убийц из города в надежде где-то отсидеться. Но рано или поздно, предположил Георгий Яковлевич, они свяжутся с родными, чтобы узнать ход расследования.

Составили список родственников всех лиц, стоящих на учете в милиции, и взяли их переписку под наблюдение. Месяц, второй, пятый… Сотни писем прошли через руки сыщиков, и никакого намека. Возникли сомнения: а на правильном ли они пути. Но Барский был тверд: преступники обязательно засветятся. И как всегда оказался прав. В письме, присланном из Усть-Уды, сын спрашивал у матери, что слышно о нашумевшем в городе убийстве.

Взятый под арест, он не только признался в преступлении, но и выдал своих сообщников. Все оказалось так, как и предполагали следователи. Шайка, промышляющая грабежами, напала на гуляющую парочку, рассчитывая поживиться. Но парень стал грудью на защиту своей спутницы и получил смертельный удар ножом. Девушку же устранили как свидетельницу. Заметая следы, рассыпались по области. Сам автор письма нанялся в геологическую партию, расположенную в Усть-Уде. Но все ухищрения не помогли: двое из четверки были приговорены к высшей мере наказания.

 

Война на железной дороге

Поворотным для Георгия Яковлевича оказался 1980 год. Именно в этом году было решено реанимировать упраздненную 20 лет назад транспортную прокуратуру. К этому вынудили массовые грабежи на железной дороге. Потрошили в основном контейнеры с грузами, идущие транзитом из Японии и Юго-Восточной Азии в Европу. На дорогах действовали целые банды. Они заскакивали на ходу в поезда и в считаные минуты взламывали стальные двери специальными приспособлениями. На борьбу с ними бросались лучшие кадры прокуратуры, способные в короткое время пресечь этот разгул бандитизма.

Срочный вызов в Москву оторвал его от привычной работы заместителя областного прокурора. Слухи о будущем назначении уже просочились, но твердой уверенности не было. Принял его сам Генеральный прокурор СССР Роман Руденко. С ним уже приходилось встречаться на различных совещаниях, но вот так, лично, с глазу на глаз – впервые.

– Это был для меня не человек – легенда, главный обвинитель на Нюрнбергском процессе, – вспоминал Георгий Яковлевич. – Я вошел, он протягивает руку и радушно: садитесь, располагайтесь. Кабинет у него небольшой, мебель старинная, письменный стол массивный, доставшийся ему, как мне рассказывали, еще с царских времен. С полчаса мы, наверное, проговорили. И о личном, и делах служебных. В конце нашей встречи он при мне подписал приказ номер 458 о создании Восточно-Сибирской транспортной прокуратуры.

Уважение к этому человеку, его обширным знаниям и эрудиции он пронес через всю жизнь. Бывая в Москве, всегда выкраивал время, чтобы съездить на Новодевичье кладбище и положить цветы на его могилу.

Сотрудники, тщательно отобранные Георгием Яковлевичем, в основном его ученики, быстро установили, что на «железке» действует целая преступная группа. Вскрывали, как правило, контейнеры с наиболее ценным грузом, особенно с японской электроникой – мечтой советского человека. Но откуда грабители могли знать о содержимом? Ясно, что всю информацию они получали от железнодорожников. Настораживала и пассивность транспортной милиции. В ее отчетах была тишь и гладь. Как потом выяснилось, они не раскрывали, а покрывали преступления. А заведенные уголовные дела сжигали под видом «истечения срока давности».

Когда на бюро обкома партии Георгий Яковлевич огласил реальный размер хищений, многих это повергло в шок. Рушилась благостная статистика, и нелицеприятная правда могла выйти прокурору боком. Но первый секретарь обкома Николай Банников принял его сторону, а вот начальник УВД на транспорте вскоре лишился своего поста.

Усилия Барского и его ребят не пропали даром. За короткий срок они сумели сократить ущерб от грабительских набегов на поезда почти в три раза. Коллегия Генеральной прокуратуры СССР, на которой он рассказал о методах своей работы и достигнутых результатах, рекомендовала распространить опыт Восточно-Сибирской транспортной прокуратуры по всей стране.

 

Правду могут сказать только глаза

Уйдя в отставку и передав транспортную прокуратуру в надежные руки своего ученика, будущего Генерального прокурора России Юрия Чайки, он, неожиданно для многих, сменил прокурорский мундир на адвокатскую мантию. Тогда как раз на волне перестройки была создана комиссия по помилованию при правительстве Российской Федерации, а потом, уже в 2002 году, по ее образу и подобию во всех регионах. Возглавить такую комиссию в Иркутской области тогдашний губернатор Борис Говорин рекомендовал Барского, как авторитетного человека с безупречной репутацией, справедливость которого никогда не ставилась под сомнение.

– Это правильно, что право решать: кого судить, а кого миловать, отдали в руки регионов, – считает Георгий Яковлевич. – Кто там в Москве будет вникать в тонкости, доискиваться: осознал человек свою вину или нет.

Он, как вспоминают члены комиссии, не решал судьбу человека по бумажкам, сидя в кабинете. Ехал в исправительную колонию, встречался с заключенным, долго беседовал. Его трудно было провести пустой риторикой со слезой в голосе. Он по глазам видел человеческую сущность. И только разглядев истинное раскаяние, признавал его право на помилование.

При всей своей суровой профессии Георгий Яковлевич никогда не выглядел сухарем, отгороженным от мира своим мундиром. По словам Анны Леонидовны, несмотря на большую занятость, выкраивал время для посещения филармонии, обожал слушать романсы в исполнении Дмитрия Хворостовского.

– Заядлый театрал, он не пропускал ни одной премьеры. Очень был дружен с директором театра Анатолием Андреевичем Стрельцовым. Дедушка и сейчас, переехав в Москву, следит за театральными новинками, и часто, звоня мне, рассказывает об увиденных постановках. Так что я (смеется) тоже в курсе столичного репертуара.