Клондайк для археолога
Лето для археологов горячая пора. В теплое время года они отправляются в экспедиции с целью найти интересный материал для изучения. Как специалисты выбирают место для экспедиций, и с помощью каких методов можно определить возраст найденных вещей? Об этом и многом другом «Областной» рассказал руководитель научно-исследовательской лаборатории археологии, палеоэкологии и систем жизнедеятельности народов Северной Азии ИРНИТУ Артур Харинский.
В этом году во время майской экспедиции в Приольхонье археологи ИРНИТУ обнаружили наземные металлургические горны. Предположительный возраст находок датируется концом I тыс. н.э. – началом II тыс. н.э. Объекты с подобной конструкцией ранее не встречались в Прибайкалье, поэтому считаются уникальными. Горны были обнаружены случайно – их раскопки не входили в ежегодные планы археологов.
– Артур Викторович, все-таки археологи чаще планируют свои экспедиции или едут наобум и случайно обнаруживают интересные объекты?
– Опытный археолог имеет представление о том, в какой ландшафтной ситуации могли находиться поселения, где были древние городища, рисунки на скалах, могильники. Однако в работе археолога многое зависит от удачи. Даже имея опыт и навыки проведения полевых археологических работ, строя в течение зимы планы раскопок интересных погребений или стоянок, иногда сталкиваешься с ситуацией, когда все твои надежды рушатся. Раскопанная могила оказывается пустой или разграбленной. Или стоянка, которую ты хотел раскопать, оказывается не столь перспективной, и там практически ничего нет из археологического материала. А иногда совершенно случайно, шагая по берегу озера или реки, ты натыкаешься на разрушенное погребение, содержащее очень богатый сопроводительный инвентарь. Во время раскопок выясняешь, что в этом месте находится целый могильник, содержащий несколько десятков таких же уникальных погребений. В этой ситуации ты понимаешь, что удача тебе улыбнулась. Например, свою первую находку я обнаружил случайно. После окончания первого курса мы отправились на археологическую практику, которая проходила на Малом Море, на берегу Куркутского залива. И вот, к нашему счастью, на излете экспедиции во время пешей прогулки, перевалив через полуостров Улан-Хада, мы обнаружили вблизи бухты Мандерхан надмогильную кладку. Ее камни были хорошо видны на поверхности земли, образовывая конструкцию в форме овала. Погребение было явно не разрушенным. Руководитель практики Владимир Свинин решил раскопать захоронение. В могиле было обнаружено богатое древнебурятское погребение женщины. Там находилось много интересных предметов, и я, как один из участников этих раскопок, получил возможность изучать найденный материал в течение двух лет. На основе изучения найденных вещей и их положения, с использованием аналогий из бурятской и монгольской этнографии, мною была выполнена реконструкция костюма. В дальнейшем я нашел среди музейных коллекций и в публикациях археологов целый комплекс изделий, похожих на те, которые были раскопаны нами на берегу бухты Мандерхан. Они подтверждали мои предположения о том, что в XVII–XIX вв. в Приольхонье сформировался специфический набор украшений, характеризующий костюмы проживавших здесь бурятских женщин. Он отличался от украшений, которые использовали бурятки в других районах Прибайкалья. После публикации научной статьи о раскопках мандерханского погребения все материалы, обнаруженные в нем, были переданы на хранение в Иркутский областной краеведческий музей.
– Каким образом сегодня археологи датируют материалы?
– Традиционно возраст определяется по найденному инвентарю. Некоторые вещи имеют узкий период бытования, или даже известен год их производства, например, монеты. Такие узкие датировки есть, например, у целого ряда украшений, предметов вооружения, предметов быта. Поэтому во время раскопок мы надеемся найти такие изделия. Конечно, вплоть до года определить дату археологического объекта достаточно сложно. Даже монеты, год чеканки которых известен, не могут обозначить узкие хронологические рамки существования погребения или поселения, на которых они найдены. Дело в том, что после того, как монеты были отчеканены, они могли использоваться людьми в течение нескольких десятилетий и лишь по прошествии определенного времени стать частью археологического памятника. Но еще сложнее, если во время раскопок не находятся подобные вещи. Тогда определить возраст археологического объекта становится намного труднее.
Имеет значение и глубина залегания археологического материала, особенно это касается стоянок и поселений. Люди оставляли после себя очень много всяких вещей: иногда это были отходы производства или мусор. Мусорные кучи для археолога являются «клондайком», потому что именно в них находится масса очень интересных вещей. Обнаруживая их, мы смотрим, насколько глубоко они залегают. Чем раньше человек жил на этом месте, тем глубже располагаются предметы его быта. Если впоследствии на этом месте не было людей, остатки человеческой деятельности сверху покрывались прослойкой земли – песком, глиной или камнями. Наличие этих прослоек для археолога как подарок. Благодаря такому памятнику, где есть несколько культурных слоев, можно разложить человеческую историю в конкретном месте на отдельные периоды и понять, как изменялась жизнь людей, какие новые орудия и технологии появлялись.
Но даже на таких интересных объектах, как многослойные стоянки и поселения, не всегда находятся датирующие вещи. Тогда археологи обращаются за помощью к естественным наукам. В настоящее время один из самых распространенных методов датировки – радиоуглеродный. В органических объектах – животных и растениях – накапливается изотоп С14. Распад этого изотопа начинается, как только объект погибает. По степени распада можно определить, как давно погиб конкретный органический материал – человек, животное, древесина, моллюски и т.д. Есть и другие методы датировки. Если находятся хорошо сохранившиеся кусочки древесины, то по их годичным кольцам можно определить возраст дерева. Существует палеомагнитная датировка, когда возраст определяется по намагниченности предметов, подвергавшихся обжигу, – керамике, остаткам древней печи или кострища. Есть калий-аргоновый метод, который используется для определения возраста наиболее ранних периодов человеческой истории.
– Что происходит с находками после того как вы их опишете, проанализируете и изучите?
– По российскому законодательству срок пребывания находок в лаборатории составляет три года, после этого они должны быть переданы в музей. Но беда в том, что многие российские музеи, в том числе иркутские, не в состоянии принимать большое количество находок. У них не хватает площадей для хранения, сотрудников, которые могли бы все это обработать. Получается очень сложная ситуация, когда археологу по законодательству необходимо сдать вещи, а музей не может взять их на хранение. Мы стараемся эту проблему решать: заключаем договор с музеем на временное хранение, помогаем обрабатывать находки.
– В каких международных проектах вы участвовали?
– Последние годы я совместно с коллегами с Дальнего Востока и из Забайкалья занимался изучением древних городов в Монголии. Монголия очень часто входила в состав государственных образований, которые были основаны кочевниками или народами, проживавшими по соседству с ними. Одним из таких народов были кидани – монголоязычный народ, который в X веке создал крупную империю Ляо. Они покорили Северный Китай и значительную часть Центральной Азии. В течение нескольких лет мы занимались изучением городищ и оборонительной системы этой империи. Последние два года под руководством члена-корреспондента АН РФ Н.Н. Крадина изучаем города-державы Хунну. Этот народ создал первую империю номадов в Центральной Азии в конце третьего века до нашей эры. Мы сопоставляли традиции градостроительства хунну и киданей, получая более полную картину жизни этих народов, и пытались определить влияние, которое на них оказывали в различных сферах их южные соседи – китайские империи. Большая часть материалов по этим исследованиям еще ждет своей публикации.
– Скажите, а насколько вообще сегодня востребованы археологи?
– Археолог не такая востребованная специальность, как дорожный строитель, летчик или машинист. В Иркутске профессионально занимаются археологией (то есть участвуют не только в экспедициях, но и в научной деятельности) человек двадцать. Такое количество ученых вполне покрывает потребность области. Археологи есть только в областном центре, потому что в других городах нет соответствующих научных подразделений. В крупных городах, например, в Москве или Санкт-Петербурге археологов, конечно, больше. Вне зависимости от количества специалистов, каждый из них вносит свой вклад в реконструкцию истории человечества. Интерес к прошлому есть практически у каждого из нас. И мы, археологи, этот интерес поддерживаем с помощью новых открытий и исследований. Более того, мы формируем этот интерес, представляя новые данные о том, как возникали города и села, как осуществлялись контакты между странами и народами.
– Каким, по-вашему, должен быть археолог?
– Археолог должен уметь переносить тяготы и невзгоды, быть мобильным, целеустремленным, по-настоящему увлеченным и честным. Во время раскопок находятся уникальные вещи. В международной практике были случаи, когда кто-то из археологов утаивал какую-то находку. Но настоящий археолог такими делами заниматься не будет. А еще наша профессия романтична. Жизнь в поле всегда связана с массой новых открытий, впечатлений, возможностью показать себя или испытать в чем-то. Общение с коллегами, песни около костра, полевой быт сплачивает людей, человек лучше всего познается именно в экспедиции. К тому же археология дает возможность каждому проявить себя и сделать какое-то открытие.
