В поисках таблицы Менделеева
Лихие 1990-е перемололи государственную геологическую службу в мелкую пыль. Перемололи и, по существу, развеяли. Только мириться с таким оборотом дел заслуженный геолог России Борис Дорожков не желает. Цитирует слова «очень умного человека», бывшего премьера Алексея Косыгина: «Есть две нивы – одна сельскохозяйственная, которая кормит людей, вторая геологическая, которая кормит промышленность».
– Но я бы продолжил эту мысль: сама сельхознива без геологии невозможна. Ее обеспечивает триада: калий, фосфор, азот. Вроде хрестоматийные истины. К сожалению, глядя на нынешнее состояние геологии, видно, что этого не понимают.
Борис Дорожков жалеет не только об упадке геологии, но и о забвении целого поколения блестящих специалистов, добровольно променявших городской уют на кочевую таежную жизнь. Твердо убежден, что в геологическом сообществе аккумулировалось лучшее, чем наделен человек: доброта, взаимовыручка, уважение…
– Я далек от идей коммунизма, но геологическая партия была самой настоящей коммунистической ячейкой. Жили в одной палатке, питались из одного котла, трудности делили поровну: в восемь утра рюкзак на спину – и в маршрут, порою денька на три-четыре, а то и на неделю. Всякая человеческая сволочь там надолго не задерживалась, бежала без оглядки. Порода смывалась, золото оставалось.
В местах диких, заповедных
Борис Дорожков считает, что ему здорово повезло: он после окончания университета пришел в геологию в 1959 году, в самый разгар работ по составлению Государственной геологической карты Советского Союза. Проектов такого масштаба мировая геология не знала. Предстояло прочесать каждую пядь земли с юга на север и с запада на восток. Ладно бы там Австрию или Италию, а тут ведь миллионы квадратных километров. И чтоб никаких там белых пятен, все взять на карандаш.
В стране была соткана целая поисковая сеть из почти 100 экспедиций, включающих порядка тысячи партий. Вот в такую съемочную партию, возглавляемую Александром Рассказчиковым, и попал Борис Дорожков. Дислоцировалась она в Тофаларии, в самом центре Восточного Саяна. Вокруг не горы – пики. Места дикие, заповедные, со зверем непуганым. Хотя какая разница: пуганый он или нет – не то что ружья, детского пугача геологам в ту пору не давали. Нападет зверь – дави его голыми руками. Лишь у начальника партии был австрийский карабин с семью патронами на весь полевой сезон.
Вот так однажды шли Борис Дорожков с напарником, студентом-третьекурсником Вовкой, по Ангаро-Енисейскому водоразделу. Шириной этот хребет мет-
ров пять, а местами и всего-то полметра. Слева – обрыв метров 600, справа – тоже 600. И вдруг видят – катит им навстречу медведица с двумя чадами. Бежать некуда, не прыгать же в пропасть. Все, Вовка, говорит, хана пришла. А тот аж позеленел. Что с него взять, пацан?..
Самому-то Борису Дорожкову уже приходилось нарываться на медведицу. Тоже после третьего курса работал в партии коллектором. Коллектор – это младший техник, низшее звание у геологов. После войны многие фронтовики шли на курсы коллекторов и радиометристов, становясь прекрасными практиками. Вот с таким практиком Левой они и столкнулись с медведицей. Она неслась на всех порах. Дело было осенью, снежком пробрасывало. Когда зверь был уже метрах в шести, они, не сговариваясь, завопили во всю силу легких. Медведица от неожиданности брякнулась на зад и по инерции покатилась по снежку прямо к ним, чуть не ткнувшись в колени. Оглядела их диким взглядом, развернулась и сиганула в кусты, треск был еще долго слышен.
Но тут был не тот случай: ни им, ни медведице бежать некуда. Оставалось одно: сделать последнюю запись в геологический дневник. Писал на смеси русского и блатной фени, которой они ради таежного шика нахватались от своих работяг-уркаганов, слетавшихся каждый полевой сезон в геологические партии. Манила их вольная жизнь, дружное братство геологов, да и деньги приличные платили. Правда, и вкалывать приходилось как ломовым лошадям. Все лето били они шурфы-колодцы, прихлебывая время от времени из банки с чифиром, сварганенным тут же, на костерке.
Запись была короткой: «Ребята, к нам канает медведица, сейчас, наверное, схавает. Не поминайте лихом». Ну и как положено: время, дата. Сунул дневник в дерматиновую сумку с надеждой, что при таком изобилии свежего мяса та на нее не позарится.
– Но лезть добровольно в пасть тоже особого желания нет, – посмеивается Борис Дорожков. – Приметил я поблизости скалу, метра три высотой, говорю: Вовка, давай наверх, если полезет, мы ее камнями. Какими там камнями, она бы нас мигом сдернула. Спасло то, что ветер был от нее. Не учуяла. Отошла метров на сорок и принялась играть с медвежатами. С полчаса, наверное, мы просидели на скале, слившись с камнем.
С водой как с огнем
Вообще-то рассказывать о своих приключениях Борис Дорожков не охотник. Считает, что экстремальность, ежедневный риск – это обыденная жизнь геолога, особенно съемщика. И у каждого есть свой список ЧП. У него вроде бы не самый длинный: кроме двух встреч с медведями, он за 27 полевых сезонов всего три раза тонул и три раза попадал в авиационные происшествия.
Статистика показывает, что можно и с более коротким списком навсегда распрощаться с жизнью. Именно на воду приходится 90% смертей геологов. Она погубила четверых однокурсников Бориса Дорожкова. Одна утонула в Байкале, другой – в Уде, третий – в Иркуте, четвертый – в Витиме.
Один случай до сих пор не идет из памяти. Сидит саднящей занозой. Работали они тогда в среднем течении реки Нечеры, входящей в бассейн Олекмы. Вчетвером – Борис Дорожков, его жена и два студента-практиканта – вели геологическую съемку. У одного студента, Юры Шмаркова, вскочил в паху огромный фурункул, ходить невозможно. Делать нечего, надо срочно плыть на базу. Были у них две резиновые лодки. В одну сели он с женой и Юра, в другую – второй студент, Гера Свирин, ставший впоследствии крупным геологом-поисковиком.
И низовья, и верховья Нечеры Борис Дорожков знал хорошо, не раз плавал, неизвестным оставался небольшой участок, около 5 км. Именно там и поджидал коварный порог. Им с женой повезло, оказались возле перевернувшейся лодки, а Юру далеко откинуло. Плавал он неважно и, видно, нахлебавшись воды, стал быстро тонуть. Кинулся Дорожков к нему, да не успел. Резиновые рыбацкие бродни, полные воды, самого чуть не утащили на дно. До сей поры винит себя старый геолог в гибели парня, хотя какая вина – сам мог оказаться на его месте.
А как-то раз смерть опахнула его своим крылом в солнечный летний день, когда ничто не предвещало опасности. Съемочная партия, где он был старшим геологом, стояла на озере Орон, изумительном месте на самом северо-востоке Бодайбинского района. Озеро, окруженное кольцом гольцов, тянулось на 30 км и было буквально набито рыбой: сиг, хариус… А заливы кишели окунями и щуками. Попавших в сеть окуней геологи отпускали, лень было чистить, а из щук котлеты стряпали.
Прилетел вертолет, привез продукты. Оказавшийся по чистой случайности на базе Борис Дорожков попросил летчиков сгонять за пару километров, забрать пробы, сваленные на берегу Витима. Дело было пустяковое, и он прихватил с собой трехлетнюю дочку, завороженными глазами смотревшую на вертолет.
Долетели мигом. В тот день в должность командира вводился второй пилот, и пилот-инструктор доверил ему несложную посадку на галечный плес. И, как оказалось, зря. Тот так завалил машину, что задел хвостовым винтом о землю. Винт оторвало, а вертолет опять подбросило в воздух, и он, потеряв управление, начал вращаться вокруг своей оси.
– Слева Витим, справа лес – вот в этом коридоре нас и крутит. Все, крышка, думаю. Инструктор молодцом оказался, перехватил управление и сумел посадить. Так грохнуло машину о землю, что, думал, развалится. Я дочь в охапку – и бегом от вертолета, вдруг взорвется.
В краю золотоносных песков
Более 20 лет охотился Борис Дорожков за золотыми месторождениями Ленского золотоносного района. И не переставал удивляться искусству старинных рудознатцев. Не имея никакого образования, они, пользуясь своей какой-то особой наукой, отыскивали россыпи там, где и предположить было трудно.
Как-то, обследуя речку Урях, представляющую в нижнем течении каменный каньон, Борис Дорожков с геологами обратили внимание на отверстие в правом борту. Кому, да и зачем понадобилось проламываться сквозь скалу? Выяснилось, что это устье старой штольни. И ведет она к залежам золотоносного песка, лежащим за скалой. Никакая геологическая наука не смогла бы определить их наличие. Каким чутьем, каким наитием вычислили это рудознатцы? Загадка.
Удивлялся Борис Дорожков и комбинационному еврейскому уму купца первой гильдии Якова Фризера. Подфартило купцу знатно: его участок на реке Каролон, левом притоке Витима, буквально утопал в золотом песке. Когда вскрывали пласт, приходилось нагруженные тачки накрывать специальным фартуком и пломбировать, чтобы возчики не набивали пес-
ком карманы.
Но фартуки мало помогали – карманы набивали. Усилили охрану – все равно утечка. Наняли конных черкесов, но и их сабли и свирепые физиономии не смогли остановить краж. Да и как их остановишь, когда прииск обложен со всех сторон китайскими спиртоносами. А русский человек ради стакана вонючего спирта на такие хитрости пустится, что целую армию обведет вокруг пальца. Но только не Якова.
Купец заказывает в Санкт-Петербурге бутылки с выдавленными на них собственными инициалами, наклеивает этикетки «Каролонский прииск. Яков Фризер», загружает собственный пароход «Каролон» и везет через пороги и перекаты продукцию на прииск. И на выходе, после смены, каждый старатель, выполнивший норму, стал бесплатно получать бутылку водки. Моментально отпала нужда в охране, в черкесах, а спиртоносы, потеряв рынок, сами собой рассеялись по тайге.
– Умел считать Яков Фризер, умел, – восхищается Борис Дорожков. – У него дешевые верблюжьи караваны возили с Амура красную рыбу, а из Китая – чай. Через Забайкалье, через вершину Витима. Это было выгодно. Он и о быте старателей пекся. На прииске были школа, церковь, клуб, в котором любительская театральная труппа свои спектакли ставила.
А вот нынче, по мнению старого геолога, разучились собственную выгоду считать. Сырую нефть гонят за границу, хотя каждый ее передел увеличивает стоимость в несколько раз. А газ? Это же не только топливо, но и великолепнейшее химическое сырье. Сжигать его без разделения фракций – просто преступление.
– Запасы полезных ископаемых не воспроизводятся. То, что раз вынуто из недр, вынуто навсегда. Следует обеспечить хотя бы простое воспроизводство потребляемых запасов. Для этого необходимы увеличение объемов геологоразведочных работ, воссоздание полнокровной Государственной геологической службы. В противном случае нас ждет катастрофа.
Четыре золотые звезды
На завтра, в канун Дня геолога, намечено открытие мемориальной доски на доме N 18 по улице Красноармейской Иркутска, где жил известный геолог Михаил Грозин. Уроженец села Манзурка Качугского района, он связал свою жизнь с поиском слюды, возглавляя в течение 23 лет Мамскую экспедицию. Страна высоко оценила его вклад в разведку новых месторождений, наградив тремя орденами Ленина, а в 1971 году присвоив звание Героя Социалистического Труда.
Кроме Михаила Грозина, еще трое представителей геологической службы Иркутской области были удостоены этой высшей награды, существовавшей в СССР с 1938 года. Это Виктор Рябенко, бывший в течение 14 лет начальником Иркутского геологического управления, а в 1976 году назначенный первым заместителем министра геологии РСФСР, и два буровых мастера: Антон Нипак и Дмитрий Сюткин.
Юрий Бархатов
