Совершенно несекретно

Какие документы хранят иркутские архивисты?

У архивов завидная судьба. Их берегут как зеницу ока. Любая партия, придя к власти, знает, что лучший способ засветиться в истории – это сохранить для потомков свои документы. Большевики не были исключением. Еще в 1922 году в Иркутске открыли отдел по собиранию материалов по истории Октябрьской революции и Гражданской войны. Спустя шесть лет их обилие заставило власть создать партийный архив, которому в сентябре исполнилось 90 лет. В честь юбилея корреспонденты «Областной» посетили фонды Государственного архива новейшей истории.

 

Посторонним вход запрещен

Сначала архив был разбросан по всему Иркутску, размещался в различных приспособленных помещениях, часть его хранилась даже в подвале. Нынешнее полноценное хранилище он получил в 1975 году.

Здание построили вместительным, семиэтажным, рассчитывая, что жизнь компартии будет долгой и богатой на постановления, решения и прочие документы. Если мечта о долгой жизни не оправдалась, то с наполняемостью не ошиблись. Сюда, на металлические стеллажи, упакованные в стандартные картонные коробки, стекалась информация как с обкомовских высот, так и райкомов и крупных парткомов. Даже низовые партячейки обязаны были отчитаться о своей работе. Представлялись протоколы всех собраний, с повесткой, пламенными или обличительными речами, а главное – с принятыми решениями. Причем не копии, а только оригиналы, заверенные подписями и печатями.

 

 

Собрание архива насчитывает более 3600 фондов. Один фонд – одна организация. По одной этой цифре можно судить о былой популярности коммунистического учения. Свою лепту в сбор документов вносили и комсомольские организации, включая комсомольские стройки.

В советские времена архив был доступен только для избранных, как правило, ученых, ищущих материал для кандидатских и докторских диссертаций. С 1991 года, когда архив вышел из партийного ведомства и с него была снята печать секретности, к нему возник интерес и у простых граждан.

 

 

– Интерес вполне понятный, – объяснил директор архива Семен Жабинский. – У нас хранятся личные дела членов партии. В картонных папочках собрано все: заявление о приеме в партию, анкета, автобиография, рекомендации. Как раз на эти папочки сейчас самый большой спрос. 

 

В поисках родословной

Спрос объясняется просто – люди ищут свои корни. Интерес к восстановлению родословной возник еще в конце прошлого века. Но раньше не знали, где получить нужные сведения, да если бы и знали, не имели возможности достучаться в закрытые двери.

– Сейчас мы открыты миру, сами приглашаем к себе воспользоваться возможностью отыскать своих родственников, – делится Семен Жабинский. – Из анкет можно почерпнуть всю нужную информацию: откуда родом твоя прабабушка или прадедушка, когда они родились, чем занимались. Запросов так много, что поисками данных занимается целый отдел. Чтобы облегчить людям задачу, мы более 40% заголовков единиц хранения ввели в автоматизированную систему. Достаточно зайти на сайт Росархива, набрать фамилию и узнать: хранится личное дело у нас или нет. Когда приходится отказывать, у меня настроение портится. Я всегда говорю своим сотрудникам: надо относиться к запросу так, как будто вы своему родственнику помогаете.   

 

 

Есть лишь одно препятствие для получения информации – закон о персональных данных. Он закрывает доступ к документам на 75 лет. На сегодняшний день под его действие попадает все, что датируется с 1945 года по наши дни. С каждым годом планка поднимется. Уже в следующем году 1945-й будет открыт для общего доступа, еще через год – 1946-й, и так далее. Но для тех, кто занимается родословной, делается исключение. Достаточно предоставить подтверждение своих кровных уз, чтобы получить нужные сведения.

 

Полки длиною в 13 километров

Если земля стоит на трех китах, то архивное дело – на двух: учете и порядке. Следит за этими основополагающими принципами главный хранитель Олег Курачицкий. В его ведении семь фондохранилищ, на полках которых протяженностью в 13 км размещены более 770 тыс. единиц хранения. Отношение к ним самое уважительное. И зимой, и летом в помещениях поддерживают температуру в 17–19 градусов и влажность в пределах 50–55% – оптимальные, по мнению ученых, для сохранности бумаги.

 

 

– Для нас самые страшные вещи: огонь и вода, – рассказывал Олег Борисович, отметивший в этом году свой 25-летний юбилей работы в архиве. – Поэтому шесть лет назад была смонтирована новая система пожаротушения. Никакой воды, если, не дай бог, случится возгорание, огонь давится углекислым газом.

Когда в архив приходят студенты истфака, главный хранитель начинает лекцию со второго этажа, где собраны документы руководящих органов партии.

– После революции сохранялось старое территориально-административное деление, и первыми сюда поступали документы из губкомов. Когда ликвидировались губернии, то с 1930 по 1937 год Иркутск был столицей Восточной Сибири, и Восточно-Сибирскому крайкому партии подчинялись Красноярский край, Бурятия и Забайкалье. Вся его деятельность размещается вот на этих стеллажах. Только в 1937 году произошло размежевание, и появился Иркутский обком КПСС, которому принадлежит самый большой фонд. Когда в 1991 году Советский Союз приказал долго жить, на его обломках возникает Иркутский обком РСФСР. Просуществовал он недолго – девять месяцев. Но работал интенсивно, заняв у нас несколько стеллажей.

 

С пометкой «хранить вечно»

С распадом КПСС архив продолжил свою собирательную работу, только сменил профиль. Начиная с 1991 года уже в качестве архива новейшей истории он принимает на хранение документы общественных организаций, профсоюзов, творческих союзов, а также ВСЖД и Ново-Иркутской ТЭЦ.

– Конечно, сейчас поток документов значительно оскудел, – признался директор архива. – За год к нам поступает примерно тысяча единиц хранения. При такой интенсивности нам хватит хранилищ еще на десять лет.

 

 

А вот поток исследователей прошлого, по словам Семена Михайловича, по-прежнему велик. Правда, желающих покопаться в истории партии единицы, все больше налегают на историю учреждений.

– В областном архиве хранятся сухие приказы, а пульс времени, какими заботами жил тогда коллектив, можно узнать только у нас. Протоколы собраний – это живые свидетельства, не выдуманные, документальные. Что говорили, о чем думали. У нас собран богатейший материал об ударных комсомольских стройках, который сейчас очень востребован.

 

– Вы сами по образованию историк, не тянуло заняться исследовательской работой?

– Еще как тянуло. Я ведь с третьего курса истфака начал подрабатывать в областном архиве. Мне говорят: ты работаешь в архиве, грех не писать. Грех, конечно, но все, кто работает в архиве, кандидатскую не написали, – смеется он. – И я не написал. Хотя даже тему выбрал для диссертации: пребывание декабристов в Иркутске. Материала море. Но административная работа затягивает без остатка. Десять лет проработал в областном архиве, дошел до главного хранителя, а с прошлого года стал директором.

 

– Если нет партии, какой смысл хранить ее документы, да еще с пометкой «вечно»?

– Никто не знает, что и когда может пригодиться. Вспомните, какие только гонения не претерпела церковь в советское время, но ведь благодаря ей сохранились метрические книги, в которых даты рождения, бракосочетания, смерти православных. Последние 20 лет – это самый востребованный документ для восстанавливающих свою родословную. КПСС – это история страны, к которой мы, архивисты, должны относиться непредвзято. Прошел еще маленький срок, чтобы давать окончательные оценки. Поэтому даже при нехватке архивных площадей никогда не стоял вопрос что-то уничтожить.

 

«Я лично пролетарка»

Какие бы щадящие условия в хранилищах ни создавались, время берет свое, бумага стареет. Над ее восстановлением работают три реставратора. Мне показали одно из личных дел, которому потребовалась реанимация. В нем анкета члена в кандидаты ВКП(б) Рыбаковой Екатерины Ивановны, заполненная ее рукой в 1920 году. Любопытнейший, между прочим, документ.

 

 

Сначала идут биографические данные: родилась в городе Зима, 18 лет, окончила шесть классов гимназии, работает секретарем-машинисткой в уездном комитете партии. А потом начинаются каверзные вопросы, похожие на допрос с пристрастием, типа: ваше отношение к белым в начале и конце. Екатерина Ивановна с достоинством вышла из положения, ответив на провокационный вопрос: «Какие у коммуниста могут быть отношения». В графе имущественное отношение написала: «Я лично пролетарка». Призналась, что ни в каких политических партиях до Октябрьской революции и после нее не состояла, только в группе сочувствующих. Ее тут же попросили подробно рассказать, почему она сочувствовала партии коммунистов большевиков. А заодно выяснили ее отношение к большевикам от июля до октября 1917 года. Ну и так далее.

– По косточкам разбирали, чтобы враги не затесались в партийные ряды, – смеется Олег Курачицкий. – Потом еще две чистки проводили: в начале 20-х и начале 30-х годов. Мы эти анкеты, подтверждающие верность марксистко-ленинскому учению, тоже храним у себя.