18 мая – Международный день музеев

Время быстротечно. Не успеешь оглянуться, как вчерашний день становится уже историей, которую надо сохранить для потомков. Поэтому в музейные фонды стекаются не только обломки старины глубокой, но и атрибуты недавнего прошлого, отстоящего от нас всего лишь на пару десятков лет, а то и ближе.

– У нас в запасниках хранятся интерьеры конца XIX века, начала и середины XX: купеческие, мещанские, – рассказывает Елена Манушкина. – Но уже сейчас стандартные стенки, за которыми гонялись в 80-х годах, начинают представлять историческую ценность, несущую аромат своего времени.

Ежегодно фонды Иркутского краеведческого музея пополняются примерно 2 тыс. экспонатов. Прежде чем занять свое место на полках хранилищ, они проходят через руки как раз Манушкиной. Ее обязанность как заведующей сектором учета – написать их биографию: откуда, когда, кем доставлены…

Собралось уже целое собрание сочинений «метрических книг» – 10 толстых фолиантов исписаны полностью, одиннадцатая, последняя – на треть. Первые записи датированы 1879 годом. Печальным годом для Иркутска. Тогда пожар смахнул полгорода. Сгорел и городской музей с библиотекой, готовящийся в скором времени отмечать свое 100-летие. Из огня успели выхватить крохи, из 22 тыс. экспонатов лишь 100 с небольшим. Они потом так и будут значиться в списках: предметы допожарного периода. Может, не самые ценные, но уж, конечно, самые старинные.

Обратили внимание: город еще лежит в пепелище, сотни людей мыкаются без крова, а музей уже возродился, ему уже отвели пару комнат, народ тащит в него любопытные находки, попавшие им в руки.

Что же это за находки? Открываем первую книгу, выписанную тем старинным каллиграфическим почерком, который уже сам по себе реликвия. Под номером один значится череп носорога без нижней челюсти. А к нему в придачу пара зубов мамонта. Найдены они на реке Бирюса близ станции Конторки. То ли Бурановым, то ли Парановым. Страницы за долгую службу обтрепались, и кое-какие буковки утеряны.

Следующая запись – и снова череп. И еще один… Ну, это понятно: где чаще всего встречаются весточки из прошлого – в земле. Копаешь огород и выворачиваешь из земли гигантскую кость. А вдруг она для науки сгодится. Особенно отличился в поисках останков древней фауны некий господин Федоров. Он предоставил музею еще один череп носорога (видимо, бродили они некогда по Иркутской губернии целыми стадами), рога ископаемого быка и кое-что по мелочи.

– Все сохранилось до наших дней, – заверила меня Елена Геннадьевна. – И даже кое-что экспонируется.

А вот шкура и череп антилопы, подаренные известным путешественником и археологом Николаем Ядринцевым, пришли в негодность и были списаны в 1952 году. Но это редкость, чтобы музейный экспонат, как какой-нибудь колхозный трактор, попадал под списание. Если тебя внесли в книгу поступлений, да еще в основной фонд (существует еще научно-вспомогательный), то все, считай, что прописан навечно. И никакие объяснения: мол, мышка бежала, хвостиком махнула и кокнула вазу эпохи Мин, в расчет не принимаются. Склеивайте, восстанавливайте.

Рассказывают, что когда реставрировали Спасскую церковь, рабочие, копая траншею, наткнулись на захоронения местных жителей. Кости собрали и передали в музей. Там эту антропологическую коллекцию, как полагается, внесли в реестр поступлений, присвоили номер. А потом, когда начали с ней работать, обнаружилось, что это разрозненные останки, нет полного костяка, по которому можно восстановить облик. Хранить их нет смысла, лучше всего вернуть земле. Пришлось долго убеждать Министерство культуры РФ, которое по закону является владельцем всех музейных богатств, дать разрешение вычеркнуть кости из списка.

– Предмет должен прийти к нам со своей историей, – рассказывала Елена Геннадьевна. – Желательно, чтобы она была местная и более подробная.

Этому условию как нельзя лучше соответствует коллекция, полученная от наследников Иннокентия Портнягина. Человек он в Иркутске начала XX века был известный, владел фотографическим ателье. Вообще-то, он по профессии педагог, долгое время учительствовал в Забайкалье, а перебравшись в Иркутск, увлекся фотоделом, рассматривая его не просто как штамповку серийных семейных фотографий, а как создание фотолетописи Иркутска. Много снимал по заданию Сибирского отделения Всероссийского географического общества. По сути, ни одно значительное событие начала века не прошло мимо его фотокамеры.

Между прочим, Иннокентий Портнягин стоит у истоков создания в 1908 году Иркутского фотографического общества, которое существует и поныне, объединяя десятки фотографов.

Интерес к наследству Портнягина у музея возник давно. Тем более что до наших дней дошел дом, который он выстроил для своей многочисленной семьи, а в нем сохранилась часть тогдашней обстановки. Переговоры с внучкой Евгенией Малых прошли успешно, и в 2007 году в фонды музея перекочевала часть фотоколлекции и личных вещей фотографа.

– Ему повезло, – заключила свой рассказ Манушкина. – Обычно люди стараются избавиться от старой рухляди, а тут их чтили как память, берегли. После смерти Евгении Малых, в 2009 году ее дочь передала в дар музею сохранившуюся мебель: комод, зеркало, буфет. Они, конечно, попали в наше хранилище, а вот фисгармонию может увидеть каждый, она выставлена в музейной студии.

Одно из последних поступлений – еще одно наследие. Теперь уже геолога Евгения Павловского. Ученик Обручева, он в 1934 году был направлен для работы в Иркутск. Более 20 лет провел в Восточной Сибири, занимаясь геологическими поисками. Авторитетный ученый, он два года (до своего отъезда в Москву в 1956 году) возглавлял Восточно-Сибирский филиал Академии наук СССР.

– В марте этого года мы получили посылку с личными вещами Павловского. Пеньковая трубка, портфель, запонки, фотоаппарат… Даже профессорские валенки. Описать словами образ геолога того времени, конечно, можно. Но только вещи могут зримо воссоздать его облик.

Хранилища музея не резиновые – все, что предлагают жители принять в дар или купить, в них не вместить. Да и нет смысла дублировать предметы. Предпочтение отдают тем, которые обогащают или слабо представленную эпоху, или восполняют географическую лакуну.

В последнее время особое внимание уделяли Востоку. Закупали предметы китайского, японского, вьетнамского происхождения. А тут, как говорится, на ловца и зверь бежит: один из иркутских коллекционеров предложил коллекцию китайских ваз. Заверял, что они старинные. И продал, можно сказать, по божеской цене, не подозревая, что они, как установили музейные эксперты, датируются XVI-XVII веками и представляют особую ценность.

– А бывает, что вещь вам нравится, но, как говорится, не по карману?

– Бывает. В прошлом году пришла одна дама и предложила одну вещицу, весьма интересную. Куртку от китайского костюма. Шелковую, расшитую цветами. Она ей досталась от бабушки, некогда проживающей в Харбине, а потом вернувшейся в Советский Союз. Ткани очень плохо хранятся, поэтому у нас их не так много. А тут, смотрим, прекрасная сохранность, куртка как новенькая. Запросила дама за нее 30 тыс. рублей. Таких денег у нас не оказалось. Поторговались и сошлись на 25 тыс.

У сотрудников музея глаз наметанный. Они знают убранство всех ближайших эпох не хуже содержания своих платяных шкафов. Удивить их можно, но сбить с толку нет. Хотя, как мне рассказали, однажды такой казус случился. В фондах хранился один предмет, предназначение которого оставалось долгое время неясным. Это был тяжелый металлический жук, длиной около 20 сантиметров. С ножками, усиками… На художественное изделие не тянул: был слишком угловат и грубоват.

Коллективный разум никак не мог постичь тайны этого жука. И регистрационная книга ничуть не проясняла дело. Она давала описание, но скромно умалчивала о прикладной стороне. В конце концов, где-то нашли отгадку: жука помещали на местожительство в прихожей, и он служил устройством для снятия галош.

Конечно, у забавного жука мало шансов доползти до основных музейных экспозиций, размещенных в залах краеведческого музея. Попробуй пробиться сквозь 450 тыс. предметов, собранных в хранилище. Но у него есть возможность попасть в тематические выставки, иллюстрирующие далекую и близкую историю, которые частенько разворачиваются в музейной студии.