Этюд с мастером

Мне нравится бывать в мастерских художников, хотя случается это, признаюсь, не часто. Далеко не все живописцы хотят видеть посторонних у себя «на кухне», и это вполне объяснимо. Мастерская – то место, где художник время от времени решает сложную задачу – что показать публике, а что оставить в стенах мастерской. Поэтому то, что, на первый взгляд, вам может показаться беспорядком, неким хаосом, на самом деле – этап отбора, который длится, по сути, постоянно.

Визит в мастерскую заслуженного художника России Александра Шипицына получился несколько спонтанным, а «экскурсоводом» выступил его друг детства, известный кинооператор, лауреат государственной премии Евгений Корзун.

Художник, как и подобает настоящему ценителю прекрасного, в первую очередь обратил наше внимание на большие окна, на которых образовались невероятно красивые узоры. Практически готовый офорт!

Пока готовился кофе, я осматривал мастерскую. Знаете, что больше привлекло внимание? Этюды. Всевозможные наброски, выполненные карандашом, сангиной, углем, акварелью на белой бумаге, сером картоне и даже на огрызке ДВП. Позже, опираясь, на один из этих этюдов, мастер напишет картину. Но, на мой взгляд, у этих картин уже не будет самого главного – того самого вдохновения, с которым художник схватил кусок картона и сделал набросок. Наверное, здорово смотрелась бы выставка таких этюдов.

Евгений Алексеевич тем временем также рассматривал этюды Шипицына. На правах друга детства делал это смело, как если бы перебирал свои фотографии.

– Вот это хорошая работа. Ух, какая! Но че ты такую большую грудь нарисовал?

– Какая была…

Много рисунков, напоминающих детскую игру, когда, не отрывая карандаш, надо изобразить замысловатую фигуру. Но фокус в том, что незамысловатые, на первый взгляд, наброски кажутся живыми. Вот, встанет сейчас красавица, оденется и исчезнет.

«Внук» Шишкина

– Александр Сергеевич, когда вас занесло в мир искусства?

– Был такой замечательный художник Борис Лебединский, который очень любил работать в Аршане. Его любовь к горным пейзажам, сибирской тайге вполне объяснима – Лебединский учился у Ивана Билибина, Николая Рериха, Аркадия Рылова. К слову, по офорту и гравюре Борис Иванович специализировался у знаменитого мастера, действительного члена Императорской Академии Василия Васильевича Матэ. Какие величины – дух захватывает! Так вот, Лебединский на мосту в Аршане писал этюд, и к нему подошел мой отец. Двое интеллигентных мужчин быстро нашли общие темы для разговора. Лебединский пригласил отца в мастерскую, а он взял меня с собой. Я был настолько впечатлен, что решил поступать в Художественное училище. Хотя был еще один случай в детстве, повлиявший на выбор профессии. Будучи совсем пацаном, я залез на чердак нашего дома, где соседями была известная семья Андрулайтисов. Перебирая пыльные предметы, нашел большой красочный альбом «Мир искусства» с репродукциями художников с мировыми именами. Сказать, что картины меня поразили, – ничего не сказать, я просто обалдел от этой красоты. Не помню, сколько раз я потом залезал на чердак, перелистывал этот альбом, и с каждым разом моя мечта становилась определеннее – я буду художником. В мастерской Бориса Лебединского моя мечта только окрепла. Много позже я узнал, что в свое время на Лебединского, когда он еще был пацаном и жили они в Луге тогда еще Петербургской губернии, произвела неизгладимое впечатление случайная встреча с Иваном Шишкиным. Получается, что спустя много лет история повторилась, а я «внук» Шишкина по творческой линии.

Дорога к офорту

Будучи школьником, Саша Шипицын посещал кружок рисования, ведь перед поступлением в училище необходимо было освоить как минимум основы рисунка. В училище Шипицын тяготел больше к пейзажу, а вот работа с натурой, признается, давалась довольно сложно. Но терпение, труд и упорство педагогов сделали свое дело.

Первым крупным заказом после окончания училища было оформление третьего почтового отделения, а следом – Института земной коры.

Через несколько лет Шипицын получил приглашение политехнического института, где впоследствии возглавил кафедру рисунка, живописи и архитектуры.

Колорит Средней Азии

В мастерской Александра Шипицына – огромная полка каталогов всевозможных выставок, в которых он участвовал. Картины сибирского художника выставлялись в Канаде, США, Германии, Франции, Монголии. География отечественных вернисажей займет отдельную страницу.

Но мне хотелось поговорить в первую очередь о серии портретов, бытовых зарисовках из Средней Азии, которые не видела широкая публика. Восточный колорит – в каждой работе. Рассматривая графические наброски бытовых сцен, кажется, что вот-вот послышится восточная речь.

– Окончив Художественное училище в 1966 году, собрались с женой и поехали в Среднюю Азию, – говорит Александр Сергеевич. – Начали с города Пржевальска – это в Киргизии. Позднее, когда республика обрела независимость, его переименовали в Каракол. А выбрали этот городок потому, что у жены там жили родственники. Пожили у них немного, у жены кончился отпуск, она уехала, а я остался на три месяца – так сильно меня зацепила Азия. Незадолго до этого большой тур по республикам совершили художники-передвижники, я видел их работы, некоторые меня просто потрясли. И это было одной из причин увидеть все своими глазами. Там все другое – города, улицы, дома, люди, а эти восточные базары – столько фактуры! Какие типажи! А еще созрел виноград. Боже мой, я каждый день им питался. Я настолько увлекся работой, что не заметил, как кончились деньги, хотя тратил их по минимуму. Только на еду, спал в караван-сараях на улице, там же тепло. Делать нечего, пошел в Союз художников, объяснил ситуацию, мне дали работу, я выполнил, получил зарплату и поехал дальше. А какие там гостеприимные люди, они относятся к тебе как к брату, родственнику, другу! Работать было совершенно безопасно и невероятно комфортно.

Позднее были не менее интересные и самобытные Эвенкия, Тыва, Чукотка, Камчатка и отдельная серия портретов, но Средняя Азия произвела, наверное, самое сильное впечатление.

– В Эвенкии Александр Сергеевич побывал в качестве … ассистента оператора Восточно-Сибирской студии кинохроники, – говорит Евгений Корзун. – Да, некоторое время мы были с ним еще и коллеги. Работа дала прекрасную возможность поездить по самым отдаленным уголкам Восточной Сибири, побывать на краю нашей страны – Чукотке.

– Александр Сергеевич, когда перешли на женские портреты?

– Это был относительно небольшой период творчества.

– С чего, собственно, начинается такая работа?

– С кружки чая. Пока пьем, общаемся – для себя решаю, как девушку посадить для позирования. Полчаса – час, и портрет готов. Иногда два портрета успевал нарисовать. Вот эта кажущаяся простота линий на самом деле дается большим трудом. А точности линии научил как раз офорт, любовь к которому привил Борис Иванович, – говорит Александр Сергеевич. – Я ему доски шлифовал, грунты готовил. Понимаете, я пришел к Мастеру, и как не учиться тому, чем он владеет в совершенстве?

– Помните свой первый офорт?

– Да, нашел маленькую пластинку, мама принесла кислоту, и я попробовал самостоятельно что-то изобразить. Так пошло и поехало.

– Основная тема ваших работ – старый деревянный Иркутск, почему? В чем прелесть старого города?

– У того, деревянного Иркутска, было свое лицо, свой характер, свое настроение. Старые здания можно назвать хламом, они стоят словно из последних сил, пытаясь сохранить в себе прежнюю стать. Важно это увидеть и передать. Многих домов давно уже нет, до неузнаваемости изменились улицы, а мои работы стали историей. Я люблю Иркутск, потому что здесь родился, учился, трудился, стал человеком в конце концов.

– Сколько времени уходит на один офорт?

– По-разному бывает. Процесс весьма трудоемкий. Сначала заготовку шлифуешь до зеркального блеска, потом покрываешь кислотоупорным лаком, который царапаешь иголкой, опускаешь в кислоту, она протравливает открытое место. Иногда за основу беру кусок обыкновенного линолеума, на него наношу рисунок, а потом резцом выбираю, и данное место уже не пропечатается. Это линогравюра, или высокая печать, а офорт – глубокая печать.

– Известный художник Александр Муравьев на одной из выставок сказал, что офорт – это интеллектуальное искусство.

– Да, совершенно точно Александр Михайлович сказал. От себя могу лишь добавить – и элитарное искусство. Особенность работы с офортом в том, что создать две одинаковые картины практически невозможно. Поэтому все работы уникальны.

– Ты знаешь, Борис, каким Сашка был красавцем в молодости? – Евгений Корзун прервал долгое молчание.

И уже обращаясь к Александру Сергеевичу:

– Принеси тот автопортрет, который мне нравится. Не найдешь? Ну, поищи! Вот, снимай – это будет лучший портрет талантливого художника, замечательного человека, моего друга Александра Шипицына.