Забытая деревня

Более трехсот с половиной лет на берегах верхней Лены стояли деревни и поселки, основанные русскими служилыми людьми. Сегодня большинство из них уже перестали существовать, оставшись только в памяти людей, а в некоторых доживают свой век одинокие старики. В этом году почти все эти поселения отмечают круглые даты со дня основания. Чем не повод для поездки? Ведь еще несколько десятилетий, и наверняка канут в Лету даже последние свидетели той далекой истории.

Коварный «ваучер»

– Опять за диковинкой пожаловали? – усмехнулся при встрече мэр Жигаловского района Игорь Федоровский. – Езжайте тогда в Усть-Илгу и Грузновку. Они нынче 355-летие будут отмечать. Там этой диковинки за глаза хватит. Не деревни – музеи под открытым небом. Хоть куполом накрывай.

– Как у вас голова насчет качки, крепкая? – спросил шофер, запуская в машину.

Пожимаю плечами: нам вроде не по морю плыть, а ехать по таежной дороге. Подумаешь…

День выдался морозный, солнечный, с тем необыкновенно чистым и бодрым весенним духом, который бывает в самом конце зимы. Дорога потянулась к сопкам, пропадая в частом буром мелколесье. Машина резво шла по накатанной снежной колее. Вскоре стали проявляться первые лесные капризы: вырвавшись из мелкого ельника, дорога неожиданно нырнула в глубоченный ухаб. Настолько крутой, что из кабины он виделся настоящим обрывом.

– Нам бы только ваучер переехать. Дальше полегче будет, – обнадежил водитель.

– Какой такой ваучер?

– Да спуск вот этот. Говорят, однажды американцев, что в Петролиуме работали, здесь везли, ухнули они в эту ямищу и заорали: «вау!» А наши на свой лад переиначили. Так и прижилось имечко.

Спустя час на угоре справа показывается занесенная по самые подоконники деревенька. В администрации гостей ждали – предупредил загодя мэр.

– Андрей Шелковников, – представляется глава. – Исполняю обязанности 21-й год. Нынче не хотел избираться, да люди сильно попросили – некому боле. У нас ведь почти одни старики остались, остальные разбежались, как эта «перестройка и прихватизация» нагрянули.

Докладывает: в муниципалитет входит село Усть-Илга, деревня Грузновка и поселок Молодежный. Этот – нежилой, но с реестра не снят, потому что когда делами занимались, там было зарегистрировано три человека, сейчас – один, но бывает наездами, зато жигаловцы себе понастроили дач – приезжают охотиться и рыбачить. По документам на все населенные пункты приходится 120 человек, в действительности намного меньше. Самая крупная деревня – Усть-Илга в следующем году готовится отметить 355 лет, Грузновка круглую дату отмечает нынче летом. Социалка сохранилась только в центральной усадьбе: есть детский сад – помещение на 50 мест, а ходит в него всего шесть ребятишек, работает основная, девятилетняя малокомплектная школа, имеется ФАП без фельдшера – его привозят дважды в месяц из села Воробьево, почта и клуб, который всю зиму стоит закрытый, «потому что натопить в старом доме нет никакой возможности». Село стоит в очереди на строительство нового Дома культуры, но глава уверен: попасть в программу не удастся. По требованиям, нужно иметь в наличии народный коллектив, а у них ничего нет.

В советское время все три населенных пункта были закреплены за колхозом имени Ильича. Просуществовало коллективное хозяйство с грехом пополам до 1997 года, теперь его правопреемник – ООО «Еланское», где постоянно работают всего пять человек. Обрабатывают 400 га земли, держат свинарник – чуть больше полсотни свиней. Руководитель сельхозпредприятия Мария Бузикова объясняет: ни в каких госпрограммах предприятие не участвует: техника старая, на ней много не наработаешь, да и выращенную продукцию сбывать практически негде.

– Ситуация, если положить руку на сердце, нехорошая, – роняет она. – Производства, по большому счету, нет. Платим минималку – на руки люди получают по 9 тыс. рублей. Программы эти не для нас. Взять лизинг – сначала свои деньги заплати, а потом нам их будут возвращать, а где их взять, когда у нас налички в кассе ноль. Молодых нет, а те, кто работают – боятся брать ответственность себе на шею. Земля не оформлена. Говорю: делайте КФХ, там меньше отчетности, и гранты им разные дают. А самим как рентабельно работать? У нас за февраль электроэнергия на свинарнике вышла 16 тыс. рублей – одни убытки. Урожая, считай, никакого. Два года до прошлого – все засохло, нынче получили 5 центнеров с гектара. Скотине, конечно, на корм хватает, даже кое-что продали. Однажды Казачинско-Ленский район приезжал, покупал.

– Мое личное мнение: у нас подход в государстве к сельскому хозяйству неправильный, – встревает Андрей Васильевич. – Дают субсидии, если засеешь 11,5 га элитными семенами. Работников у нас нет, ехать за семенами надо в город. Машины грузовые сейчас не страхуют, а в конце марта уже все, дороги не будет. Опять же, чтобы получить господдержку, минеральные удобрения надо вносить. А как их вывозить? Из-за 9 центнеров ехать в Иркутск? И потом: зачем каждый год эти семена покупать? Мы в один год купили, они же все равно у нас есть, хотя бы через год разрешили. Видимо, девать некуда эту «элиту», вот и заставляют всех брать ежегодно.

«Музейные» реалии

Когда мэр района говорил, что Усть-Илга – музей под открытым небом, он ничуть не лукавил. Архитектурные достопримечательности здесь и впрямь на каждом шагу. Дома постройки XIX, начала XX века, амбары, мангазеи сохранилась даже уникальная деревянная церковь Одигитриевской иконы Божией Матери, возведенная в 1804 году. Древний тип изображения Богоматери в переводе с греческого означает «указывающая путь». Освещал храм повторно в 1874 году сам иркутский архиепископ Вениамин, а пожертвовал двухъярусный, крашеный кармином, позолоченный иконостас известный благотворитель – верхоленский купец 2-й гильдии Грехов. В 1910-е годы церковь имела более 1300 прихожан. С приходом советской власти в ней разместили зернохранилище, а позже просто заколотили вход и окна. Теперь только по остаткам можно догадаться, какой красоты она было первоначально. Чтобы здание совсем не рухнуло, в прошлом году в нем подремонтировали крышу – ремонт делали сами, не дождавшись никакой помощи ни от епархии, ни из области. Вообще, считает Андрей Шелковников, из-за этих архитектурных шедевров местный люд имеет лишь головную боль.

– Это хорошо: приехать, посмотреть, поахать – и обратно, в цивилизацию, – усмехается он. – А как жить-то в этих «памятниках»? Амбар вон, что возле школы, недавно окрестили вновь выявленным объектом историко-архитектурного наследия. Уведомляем, написали нам, что на основании 39-го закона до решения принять его на госучет он подлежит охране. Я бросился в Иркутск: рядом со школой этот амбар, не сегодня-завтра рухнет. Просил: уберите и увезите, ведь он несет угрозу жизни детей. Или с учета снимите, чтобы его можно было самим разобрать. Не разрешили, отписали: вы должны его огородить, чтобы к нему не было доступа. Ни о каком ремонте речи вообще не идет – пускай дальше под открытым небом стоит и гниет. У нас получается, всю деревню надо огородить глухими заборами. У кого-то уникальные ворота, где-то ставни, а где-то целые избы… Только дела до них всем лишь на бумаге.

Немецкий «след»

Стены сельской школы пестрят росписью выпускников: «Не смейте забывать учителей!», «Выпуск такого-то года», «Мы любим Усть-Илгу»… Узнав, что пожаловали гости, в коридор высыпает весь коллектив. Директор Екатерина Гранкина рассказывает: в первом классе три ученика, в девятом – столько же. Обучение практически индивидуальное. В восьмом и в пятом классах, например, учится всего по одной девочке. Ребятишки занимаются краеведением. К юбилею хотят выпустить книгу. Совместными усилиями собрали интереснейший материал, ведь у Усть-Илги – богатейшая история. Разузнали, например, что в 1745 году деревня насчитывала 12 дворов, в которых проживало 134 души мужского пола. В церковно-приходской школе тогда обучалось 17 мальчиков и 12 девочек. Сегодня, спустя почти три столетия, их всего 15. Тем не менее школа может похвалиться молодыми педагогами.

– Молодой учитель химии Светлана Дели, – показывает на стенд с фотографиями.

– Откуда здесь иностранка? – вопрошаем озадаченно. – На сибирскую фамилия совсем не похожа.

– Моя младшая сестра, – смеется Екатерина Геннадьевна. – И я в девичестве Дели. Наш отец отсюда родом. А его отец был репрессирован. Он из одесских немцев. После того, как отсидел в Молодежном, вернулся в Одессу, а бабушка с моим отцом остались.

Из соседнего кабинета доносится бойкая немецкая речь – у шестиклассников по расписанию иностранный язык. Педагог Наталья Томшина – выпускница Иркутского института иностранных языков имени Хо Ши Мина, с улыбкой припоминает, как приехала сюда по распределению почти 40 лет назад:

– Сама иркутянка. После диплома так расписали здешние красоты: Лена, пароход, природа, а я ни разу на пароходе не каталась, вот и соблазнилась. В Жигалово предложили: выбирай – Тимошино или Усть-Илга. До первой 70 км, до Усть-Илги – 30. По принципу – ближе к центру, выбрала последнюю. И невдомек мне, что в Тимошино дорога была, а сюда ничего. Директор встретил на лодке с веслами. Думала, три года отработаю и вернусь, но встретила своего принца на белом коне, вышла замуж и осталась.

Учительница вздыхает: раньше жить в селе было весело. Работал колхоз, ферма, молоканка. Ее даже по комсомольской путевке в ГДР отправляли. Материалом с той турпоездки она до сих пор пользуется. А языковой уровень у Натальи Григорьевны такой, добавляет директор, что здешних выпускников до сих пор спрашивают: где они немецкий изучали, когда те сдают экзамены в вузы.

Более молодые коллеги наперебой доказывают, что и сегодня они живут интересно: сейчас, например, готовятся к Кубку Илги. Организует второй год развлекательно-спортивную программу района. Участвуют в нем пять поселений, расположенных по реке: Усть-илгинское, Знаменское, Дальнезакорское, Тимошинское и Лукиновское. В программе лыжные гонки, стрельба, прыжки в мешках и подледная рыбалка. Еще необходимо на скорость пронести воду на коромысле и прокатить напарника на санках. Костяк команды – здешняя интеллигенция: учителя и работники администрации, поскольку соревнования взрослые. А школьники готовят поделки для выставки-ярмарки. Вырезают на уроках труда разделочные доски и делают из атласных лент цветочные панно.

Преданья старины

– Ну что, едем дальше? – интересуется после школы Андрей Васильевич. – У нас Грузновка по плану. Там «наследия» побольше нашего.

Ехать-то всего 25 км, но дорога до того разбита и размята, что шофер, сцепив зубы, со злостью выворачивает баранку. Река змеится то вправо, то влево, облизывая сопки. Лес становится гуще. Высоченные сосны курчавыми макушками заслоняют солнце. На обратной стороне реки по берегу разбросано несколько строений.

– Молодежное, – уточняет «экскурсовод». – Это все дачи, про которые я говорил. А изначально с 1947 года здесь существовала зона в подчинении ГУЛАГА. Когда политических в 1956 году освободили, лагерь стал исправительно-трудовой колонией строгого режима. В конце 60-х на его месте открыли пионерский лагерь, в это же время неподалеку стали строить дома. Поселок тянулся во-он до того места, где теперь лес стеной стоит.

Еще через полчаса слева показывается деревушка. Выглядит она скучно: покосившиеся заборы, пустые, с выбитыми окнами избы, почерневшие от времени бревенчатые амбары без крыш и дверей. Тишина и запустение. В надлежащем виде лишь несколько крепких пятистенков – сразу видно, здесь еще живут люди. Глава администрации уточняет: по документам в Грузновке числится 15 человек, живет всего пятеро. Родилась деревня в 1663 году. Селение из двух дворов основал Грузных Федотка, отсюда и название. Испокон веку крестьяне обеспечивали себя всем необходимым: держали скотину, сеяли хлеб, жили размеренно и степенно. В центре когда-то высилась деревянная церквушка, возле берега – причал. К нему часто приставали карбаса. На иных везли товары в Якутск, на других – ссыльных и каторжных, случалось, и в кандалах. Большая жизнь долго обходила деревню стороной, но грянула революция. Закружила она Грузновку в общем вихре. В феврале 1920 года на ее тихой улочке вдруг загремели выстрелы. В сторону Жигалово и Тутуры двигался с низовьев Лены белогвардейский отряд каппелевцев под командованием генерала Сукина. В Жигалово было сформировано два партизанских отряда под началом Неугодникова и Пономарева. Самый бой случился за ручьем. Много там народу полегло, «красные» с винтовками воевали, а у «белых» пулемет был.

Когда советская власть с врагами окончательно расквиталась, в деревне появилась коммуна, потом колхоз «Красная звезда». По хозяйственным книгам, еще с 40-х годов здесь были открыты отделение связи, гидростанция, метеостанция, начальная школа, радиоточка, лесконтора, медпункт и изба-читальня. Когда хозяйства укрупняли, колхоз вошел в Усть-Илгинский «имени Ильича».

Встреча с «картинками»

За разговором проезжаем деревушку от края до края. Тормозим у дома Евдокимовых. Они – единственная семейная пара, оставшаяся в Грузновке.

– Хорошо, что оказия с вами доехать выпала, – признается, вылезая из машины, сельский руководитель. – Сам-то я бываю здесь редко. Транспорта, считай, нет – в администрации старенькая «Волга», она ж не вездеходная, к тому же мы ее к весне перегоняем на ту сторону реки, чтобы в райцентр была возможность попасть, а дорога частенько совсем непроезжая. Фельдшер вообще не появляется. Если что – только скорая. Не дай бог, если вызов в распутицу случится. Раньше из Жигалово летал вертолет. Раз в месяц доставляют почту и пенсию, зимой – по дороге, летом – на лодке. Продукты никто не возит. Хлеб сами пекут, мукой и сахаром с чаем загодя отовариваются на оптовке в райцентре. Раньше, когда УАЗ в администрации был исправный, сам продукты возил. А теперь торговать сюда никто не едет – кому, да и выручка какая? Закрыть бы деревню, но не можем – люди не хотят выезжать, корнями вросли.

Хозяйка баба Шура терпеливо ждет, пока Андрей Шелковников выговорится.

– Вы, что ль, корреспонденты? Мне по спутнику дайче Маша звонила. Предупреждала, чтоб я с вами без «картинок» говорила.

Андрей Васильевич тут же со смехом припоминает, как однажды баба Шура приветила заезжего гостя:

– Приехал как-то на лодке с районным начальством московский депутат, поохотиться, видно, решили. Подплыли к берегу, а баба Шура в реке белье полощет. «Здравствуйте, – говорят, – бабушка! Решили вот посмотреть на ваше житье-бытье!» Шура разогнулась и руки в боки: «Это какого-такого дяденьку река к берегу прибила? Ну выйди, погляди, как простой народ мается. Авось по телевизору что-нибудь путное когда-нето скажешь!» «Чин» после такого приветствия даже из лодки выйти не рискнул. Так и уплыли они восвояси.

Заалев лицом, хозяйка согласно смеется: что было, то было. Пригласив в дом и усадив за стол, неспешно рассказывает о себе: с мужем Николаем они вместе больше 40 лет. Вырастили пятерых детей. Все разлетелись по своим семьям, кто в Иркутск, кто в Тулун и Жигалово перебрался, только младшенький пока с ними, да и то частенько в разъездах. Когда был колхоз, работали в нем, после муж открыл фермерское хозяйство. Держали больше полсотни коров да сеяли хлеб. А пару лет назад решили свернуться.

– Пенсионные только по сорок тыщ платил, – толкует Николай Дмитриевич. – Приедешь в город и начинашь по кабинетам бегать: к каждому зайди, чтобы подписал да печать шлепнул. Урожай, считаю, растил неплохой – по 23 центнера с гектара брал. Пахал на два-три раза, а они кого там, на раз вспашут, вот ничего и не выходит. Технику купил: гусеничный трактор, машины, комбайн. Дробленку по деревням возил, нету толком сбыта. Бегашь с куском мяса, не знашь куда пристроить. И цена пополам даром. Получается: наработался, а что получил? Подвези, утащи, в кладовку положи. Может, еще котлет накрутить? – спрашиваю. Вот и прикрылся. Сын присоветовал: ты на пенсии, лежи, отдыхай. А к отдыху-то мы не привычные, все равно с десяток коровушек оставили, да поросят почти столько же – пусть растут.

– Отдыхать – это теперь у людей любимое дело, – встревает жена. – Я вон соседке своей сколь раз говорила: стыда у тебя на морде нет, когда потолок в избе побелишь? Хоть завещание на ем пиши, а она и в ус не дует.

– Это она при вас песочит, психику свою показывает, а вообще-то жена у меня смирна, – подмигивает лукаво хозяин.

Старший брат Николая Дмитриевича Георгий живет по соседству бобылем – с тех пор, как давным-давно развелся с женой.

– Природой теперь любуемся, – усмехается, рассказывая о жизни. – У нас Лена под боком, флот свой маломерный, машины. Есть захотел – съездил на оптовку, купил, что надо, и дальше живи. Каналы по телевизору показывают, все знам, что на Украине делается, что в Сирии.

В свободное от отдыха время Георгий Дмитриевич «собирает историю». Вспоминает рассказы отца, увеличивает старинные фотографии. На стенах у него портреты родных.

– Дядья воевали в Великую Отечественную, – показывает он. – Один вернулся, второй погиб. Оба были награждены орденами Красного Знамени. А дедушка Георгий Борисович воевал на германской (Первой мировой. – Авт.) В плен попал, вернулся, хоть и газом травленный. Деревня большая была, потом, когда все тухнуть потихоньку стало, кто в Осетрово подался, кто – в Якутск.

Почему так?

Обратно возвращаемся молча. Вспоминаются рассказы стариков. В воображении проплывают давно ушедшие люди, звучат голоса, слышится весельный скрип лодок, смех детей, мычание коров, колокольный перезвон… Давняя быль – великая животворящая сила, которая поднимала Сибирь, кажется осязаемой и близкой.

– Преемственности нет, – словно подслушав мои мысли, вздыхает Андрей Васильевич. – Легко ли было нашим предкам: они-то руками корчевали деревья, расчищали пашни, отвоевывали в тайге каждый кусок плодородной земли. Они еще спросят с нас за эти земли, которые теперь снова зарастают лесом.

– Чего ж не сеете? Ждете, когда к вам китайцы придут?

– Если бы помощь реальная была, можно было бы КРС растить, в Жигалово переработку мяса наладить. Когда-то там убойный цех и колбасный работали. А теперь травим своих детей китайскими ядохимикатами. Ведь все вроде бы есть – здесь жить бы да работать. А мы спешим оторваться от родной земли и уехать. Почему так?