30.04.2010 12:00
Рубрики
Общество
30.04.2010 12:00

И получился роман «Верность»

Иркутский журналист Михаил Денискин много лет изучает историю сибирской авиации (премия губернатора Иркутской области за книгу «По следам пропавшего «Бостона»). Сейчас готовится к печати новая книга – «Иркутск крылатый: люди и самолеты войны». Предлагаем вниманию наших читателей ее фрагмент.Мне нравится соседка: независимая, с юмором, бодро постукивает палочкой. «Добрый день, Зинаида Ивановна! Откуда путь держите?», – спрашиваю я. «Гуляла! – улыбается она. – Да в парикмахерскую заскочила». И я в ответ улыбаюсь: «заскочила», всем бы такой бодрости в 87-то лет…

Они танцевали и пели до утра. А потом еще по улицам гуляли. Июньская ночь – коротенькая, теплая. Птицы запели. Тополями пахнет. Солнышко встало. Дворники асфальт поливают – машут рукой. Встречные улыбаются выпускникам, кивают.

Договорились собраться на берегу – лодка перевезет на остров и – весь воскресный день на Ангаре. Зиночка Чурилова домой забежала – на минутку, только переодеться. Брючки спортивные натянула, тапочки, пакет с бутербродами прихватила. Да глянула в зеркало – а ведь хороша: личико круглое, волосы светлые, улыбка белозубая, синие глаза глядят насмешливо.

Ах, так хочется, чтобы тебя любили, а в голове пока сумбур и мечтания. И думает Зиночка: «Вот стану учительницей… Нет, лучше врачом – людей лечить… А может, в летчицы пойти? Как Гризодубова: дальние перелеты, опасности и всенародная слава. А он, любимый, будет ждать на аэродроме, с цветами…» 

«Бомбить только головы фашистских гадюк» 

А он, единственный, и вправду был на земле. Только далеко – за тысячи километров от Зины, про которую еще не знал. После завтрака – время свободное. К тому же воскресенье, полетов нет, и он ушел в поле. Блокнот заветный достал… Через много лет Владимир Козловский припомнит тот день до подробностей:

«22 июня 1941 года. Я лежал на траве и смотрел в небо. В июле мне обещали двухнедельный отпуск. И я уже представлял себя в большом селе Некрасовском, видел затканную лилиями тихую Солоницу, уют маминых комнат. А отец, бывший георгиевский кавалер, усадит за стол и, закрутив заиндевевшие от седины усы, строго спросит:

– Ну, «унтер», докладывай!

И я, будто своему командиру, доложу: «По твоему совету окончил летную школу. Сейчас в 217-м полку, летаю стрелком-радистом на скоростном бомбардировщике. Считаюсь воздушным снайпером и даже портрет в красном уголке…»

– Без хвастовства! – властно одернет отец.

Мечтания о доме прервал далекий гул. Я внимательно вгляделся в небо и вздрогнул. В синеве показались точки. Они быстро увеличивались и превращались в самолеты. На горячей траве стало холодно. Я понял, что самолеты – чужие: с черными крестами.

Меня будто подбросило землетрясением – я кинулся на стоянку. Стонущим воплем взвыла над аэродромом сирена. Бежал быстро, ворот гимнастерки давил шею, я рванул его, теряя на ходу пуговицы.

Война!

Загрохотали зенитки. На самолетной стоянке метались люди. Задыхаясь, бегу к своей «единичке» с двумя красными флагманскими полосками на киле.

– В кабину! – крикнул мне на ходу полковник. Едва я ухватился за чехол пулемета, как по рукам хлестанул ветер. Это взревели моторы.

– Готов? – через ларингофоны услышал я голос командира. – Идем бомбить немецкие танки…

Наша «единичка» взлетела первой. Мы еще ходили по кругу, дожидаясь, когда к нам пристроится вся дивизия. Флаг-штурман Волков прокладывал маршрут от Новозыбкова. В полете поучал: «Бомбить только головы фашистских гадюк. Надо остановить их проход вглубь страны…»

Мы, три авиационных полка, сомкнутым строем полчаса летели без единого выстрела. Под крылом – знакомые поля и леса Гомеля. Стрелки-радисты в турелях плексигласовых башен хорошо видны друг другу. Я махнул знакомому парню Семену, он ответил мне улыбкой, которая мгновенно сменилась тревогой. Вцепившись в рукоятки скорострельного пулемета, стал быстро поднимать ствол.

Я глянул влево-вправо. Холодный озноб скользнул по спине. С двух сторон на нас шли колонны немецких истребителей. Их было много – в три, а то и в четыре раза больше, чем нас. А под ними танки!

– Расстраиваемся «пеленгом»! – дал команду Волков.

Наш самолет круто, накренив нос, рванулся к земле. Я видел, как вспыхивали и гасли лампочки на сигнальном щитке рации. Бомбы короткой цепочкой полетели вниз. А три «мессершмитта» – два с боков, один сзади – уже пикировали на наш самолет.

Я поймал одного в прицел и затаил дыхание…

Еще в учебных классах мы знали о преимуществе ШКАСа (первого советского скорострельного авиационного пулемета. – Ред.) перед двумя пушками и парой крупнокалиберных пулеметов противника. Вооружение немецкого истребителя намертво впаяно в кромку плоскостей. Это неудобно. У меня же огонь прицельный и скорострельность хорошая.

…Мрачный силуэт «мессера» стремительно растет. Я нажал на гашетки. Брызги огня осыпали его бронированный нос, и он как ошпаренный шарахнулся в сторону. Секунду-другую я ждал, что запылает. Тщетно! Истребитель взмыл ввысь и скрылся из глаз.

Я крутанул башню и закусил губу. Второй враг летел на меня. Почти не целясь, я выстрелил. И одновременно в дырочки от вражеских пуль со свистом в башню ворвался ветер. «Не сбил, только спугнул!»

Третий самолет упорно подстраивался сзади. Если войдет в «мертвую зону», мы будем сбиты. Не стрелять же по оперению своей машины.

– В хвосте истребитель! – закричал я командиру. Полковник отвернул самолет от курса. И тут я увидел врага – незащищенного, открытого. Я не пожалел патронов. Видел, как из фюзеляжа вырвалась струя дыма, как «мессершмитт» завалился на крыло и пошел к земле.

Сколько ни пытался флаг-штурман собрать в строй эскадрилью, ему это не удалось. Наши СБ еще во время бомбежки разбросало в разные стороны, и они так же, как и мы, дрались в одиночку…»

После они собрали свои самолеты. Стащили их, израненных, в кучу. И подорвали. Стрелок-радист Козловский взвалил на плечо свой ШКАС и зашагал в молчаливой колонне – под осуждающие взгляды местных жителей: отступление – штука невеселая…

Конечно, он еще будет летать, и гореть будет, и ранят его. А подлечившись в сибирском городе Иркутске, воронежский парень снова вернется в строй – на другой самолет. И снова будет подниматься в небо. Чаще – в черное, желательно в беспросветное. Потому что их грузовой Ли-2 летает во вражеский тыл, к партизанам. Туда везет медикаменты, взрывчатку, аккумуляторы, продовольствие. Оттуда – раненых и женщин с ребятишками. И в таких рисковых полетах ясная луна – враг самолета.

Созданный американцами, DC-3 (позже названный Си-47) изначально предназначался пассажирам: надежность, комфорт, экономичность – главные его качества. Летчики шутили: «Дуглас» сам летает, только не надо ему мешать». Перед войной СССР купил в США несколько экземпляров, а позже – еще и лицензию на их производство.

Мы оснастили корабли отечественными двигателями, сделали некоторые доработки в конструкции и выпустили Ли-2 (по фамилии инженера Лисунова) на свои просторы. Наряду с поступающими по ленд-лизу Си-47, их советские «собратья» оказались на войне незаменимыми «извозчиками». И после войны неприхотливая и достаточно вместительная машина еще долго служила людям…

Впрочем, и в грозовом небе она не беззащитна: вот стрелок-радист Козловский и вращается с пулеметом в прозрачной башне, вглядывается во все стороны – попробуй сунься! 

Война связала на всю жизнь 

А Зиночка в тот день, вдосталь накупавшись в Ангаре, с друзьями беззаботно возвращалась домой. Только люди им уже почему-то не улыбались.

Через несколько дней ребята еще раз собрались в родной 21-й школе. Некоторые мальчишки уже были в военной форме. Ни в чем они не клялись, ничего не обещали друг другу. Парни возле школы посадили деревца. И ушли. Оказалось – навсегда.

Девчонки слезы утерли и, вслед за мужчинами, отправились в военкомат. Но кто вчерашних школьниц сразу возьмет на фронт? Получи-ка, нежная подруга, нужную специальность – там поглядим. Зину послали в аэропорт, на курсы радистов. Потом во Фрунзе, в училище изучала приборы Ли-2 и Си-47. Наконец – назначение в 1-ю авиатранспортную дивизию, которая базировалась в подмосковном Внукове.

Будто подбитые и усталые птицы, самолеты возвращались сюда. На некоторые было больно смотреть: рваные дыры в плоскостях, расхлестанные приборы, закопченные двигатели. А на металлическом полу – осколки стекла, стреляные гильзы и бурые пятна крови…

Пока экипажи отдыхали, их машины приводили в порядок. Приборы чинили в мастерской. Туда однажды и заглянул старшина Козловский. Может быть, хотел узнать, когда окончится работа, или просто так.

В это «просто так» Зинаида Ивановна никогда не верила, не верит и сейчас: «Мы так гордились нашими летчиками! Про некоторые экипажи, в том числе и про экипаж Дымова, ходили легенды. Они отдохнут, баки заправят, бортовое оружие зарядят и снова разлетаются по «точкам». С тех секретных аэродромов и совершали вылеты. А мы об их героической работе узнавали только из армейских газет…

Девчонки мне говорят: «С Дымовым стрелок-радист летает – Володя Козловский. К тебе приглядывается!» Вот, думаю, новости: как это «приглядывается»? Я его и в глаза не видела. А тут пришел – в мое дежурство, я и на порог не пустила: не положено, где приборы, посторонним. А сама смотрю – парень симпатичный, не нахал. То шутит, то вдруг станет серьезным и все что-то в тетрадку записывает…

Потом я на радиостанцию бегала: где экипаж Дымова, живы ли? Девчонки уже надо мной не подшучивали: видят, что дело серьезное, какие могут быть шутки. Вот так: он летал, а я уходила реветь в рощу, чтобы никто не видел…»

О любопытном эпизоде в своей книге рассказал Главный маршал авиации, министр гражданской авиации СССР Б. Бугаев:

«Во время продвижения наших войск в Болгарии советское командование получило сведения о том, что из Софии бежало фашистское правительство этой страны, а также германская и итальянская дипломатические миссии. По данным нашей разведки, их железнодорожный состав находился у Свилинграда, вблизи границы с Турцией.

На поиски эшелона 2-м транспортным авиаполком был выделен самолет с группой из 25 автоматчиков. Выполнение задания поручили опытному пилоту А.П. Дымову, который после длительного и настойчивого поиска обнаружил поезд на небольшой станции в районе Хасково. Летчик приземлил самолет вблизи железной дороги и высадил десант. Врагам болгарского народа не удалось скрыться…»

Все верно. Но маршал об одном умолчал: особая важность заданию была придана еще и потому, что беглецы увозили с собой золото страны. За ту успешную погоню каждого члена экипажа Берия наградил золотыми именными часами. 

7 июня 1945 года Козловские расписались в Одинцовском сельсовете – по такому случаю им разрешили надеть уже гражданское платье. В родном Иркутске гвардии младший сержант Зина устроилась на метеостанцию, и этой работе отдала 34 года.

Орденоносец Владимир Николаевич однажды написал удачный очерк про сельское хозяйство – его пригласили в «Восточно-Сибирскую правду». Здесь пригодились все его фронтовые записи и расцвел талант писателя: первым же романом «Верность» – о летчиках, партизанах и любви – зачитывались в 50-х годах не только сибиряки. Их сын Сергей пошел по стопам отца и стал пилотом реактивного Ту-154.

В школе № 21 во время войны размещался госпиталь (теперь это здание областного суда). И тополя, посаженные одноклассниками Зины, здесь прижились, вымахали и давно пережили тех, кто завещал помнить. Каждый год 9 Мая сюда приходят сотни иркутян. Может быть, среди них и нынче вы разглядите маленькую старую женщину с палочкой…