Записки земского учителя
В Иркутской области 97 педагогов стали победителями программы «Земский учитель». Теперь они работают в поселках и городах с населением до 50 тыс. человек. Одна из них – Оксана Гордеева – преподает русский язык и литературу в школе села Покосное Братского района. Мы попросили ее рассказать на страницах газеты о буднях сельского учителя, всю жизнь прожившего в городе.
Начало в газете «Областная», № 11, 14, 19.
Миллион
Если честно, тот самый миллион, который дают участникам программы «Земский учитель» для меня до сих пор Terra incognita. По условию, ты должен отработать учителем пять лет. Если не смог, заболел, например, – придется отдавать этот миллион обратно.
Поэтому я не считаю себя владелицей целого миллиона рублей. Нет, в моем сознании ничего не поменялось: я самый обыкновенный школьный учитель, задача которого – научить русскому языку сельских детей, привить им любовь и интерес к великой русской литературе.
Не для всех, но для некоторых, с кем мне пришлось иметь дело в селе, куда я приехала работать, этот миллион стал непреодолимым препятствием, глухой бетонной стеной между мной и сельскими людьми.
Не такая!
Село Покосное находится в 560 км от Иркутска и в 100 км от Братска. Это очень далеко! Далеко даже по сибирским меркам, что уж говорить о европейской части России. Когда живущая в Крыму бабушка, к которой мы ездим уже 11 лет, узнала, куда я еду, она… заплакала:
– Представь, ты приедешь в село, где нет работы, нет денег. А у тебя – миллион. Все будут считать тебя своим личным врагом. Тебя будут ненавидеть за этот миллион. А ты такая открытая душа, ты вся на виду. Обещай мне, что никому никогда ничего о себе рассказывать не будешь. Пожалуйста, обещай мне!
– Хорошо, – говорю, – не буду о себе ничего рассказывать.
– А собачку с собой берешь? – спросила она.
– Ну, конечно! Дочь день и ночь работает. Мама болеет, кому я ее оставлю? – спросила я.
– Ну все! – схватилась за голову Анна Ивановна. – Тебя там сразу обзовут «Дама с собачкой»! Это же село! Я же в селе выросла, сельский народ знаю.
Я только смеялась, крепко обнимая свою любимую Анну Ивановну. Если бы я знала тогда, что она как в воду глядела.
Дама с собачкой
– А вы что, говорят, с собакой к нам приехали? – спросил меня директор школы. – Ну, здравствуйте, Дама с собачкой!
Сказать, что я была удивлена, значит, не сказать ничего.
– Ну, ничего, не расстраивайтесь! Мы вас тут еще замуж выдадим, – добродушно рассмеялся он.
… До Покосного я ехала в такси Братск–Иркутск, в обычной легковой машине, где нужно было сидеть всю дорогу. Я вышла из салона машины, пошатываясь, ноги отказывались меня держать. Потом более-менее пришла в себя. Хозяйка квартиры радостно обняла меня, но про собаку сказала:
– Будет жить в будке, во дворе. У нас не принято собак в доме держать!
Так моя Грэта оказалась на привязи.
– У меня в сентябре будут жить дети, сын и невестка, – сообщила мне хозяйка. – Они сажают картошку на продажу. Выкопают, увезут, продадут и нет их. До самого лета!
«Дети», которым было по 30 лет, как раз копали на огороде картошку.
– Давайте я им пойду помогу! – сказала я.
– Да нет, что вы! Вы идите в дом и отдыхайте! Вы ведь с дороги, устали.
Но я даже представить себе не могла, как я буду лежать в доме, когда другие копают картошку. Я пошла в огород. Спина у меня оперирована дважды, грыжи позвоночные, поэтому теперь копаю картошку я, стоя на коленях.
– А что это за программа такая? – спросил сын хозяйки, опираясь на лопату. – Все в Иркутск отсюда едут, а вы – обратно в село. Странно как-то.
– Ну, видите, так государство решает проблему нехватки кадров на селе. Раньше была программа «Земский доктор», она и сейчас работает. Врачам дают миллион рублей, а они обязаны пять лет отработать в сельской больнице. А с этого года запустили еще и программу «Земский учитель».
– И что, вам тоже миллион дают? – спросил мужчина.
– Ну, наверное. Обещали, по крайней мере, – ответила я и внимательно посмотрела на него.
По его лицу как будто тень пробежала. Он нахмурился, замкнулся в себе и больше не сказал мне ни слова. Мы молча копали картошку.
Потом «дети» пошли ужинать. А хозяйка, извиняясь, задержавшись во дворе, сказала мне:
– Вы простите, но дети не хотят, чтобы я вас брала к себе жить. Так что, извините, ищите себе другое жилье!
Все мои представления о селе, о добрых сельских людях, таких радушных и гостеприимных, разлетелись на осколки. Я села в темном сарае на чурку, на которой рубят дрова, прижала к себе свою собаку и расплакалась так, как давно уже не плакала. Снова 560 км – в Иркутск, в обратную сторону? Как я это все выдержу?
Я пошла в школу, директор внимательно выслушал меня и попросил учителя русского языка, Ольгу Леонидовну, помочь мне с жильем. Она охотно согласилась проводить меня в дом, где жил дедушка, ее свекор. Дом был очень большой, но запущенный, потому что жил здесь старый человек, 80-летний дедушка. Рядом были баня и дровяник.
– Только воду будете возить с колонки, потому что воды тут нет. А дрова надо будет заказать.
Я готова была и на это, только чтобы начать работать в школе. Уезжать не хотелось. Когда мы приехали за вещами, хозяйка первого дома стала меня уговаривать не уезжать:
– Я убедила детей, все будет хорошо! Не уезжайте.
Я осталась. А на следующий день моя хозяйка уехала в лес, работать поваром на вахте.
Без своего угла
Весь сентябрь у меня было такое чувство, что из-под ног ушла земля. Утром трава в огороде покрывалась серебристым инеем (хотя это были первые дни сентября, бабье лето). Я постелила собаке все тряпки, какие только могла найти, свой шерстяной палантин, который мне подарили дети в школе, еще в Иркутске. Мне казалось, что она ночью замерзает от холода. Она ведь жила у меня дома.
Рано утром я пешком шла в школу, вела уроки. Носила в рюкзаке за спиной пачки тетрадей, коробки с гуашью, книги, учебники, а в руках – ватман. И все время представляла, как я выгляжу со стороны – конечно же, очень нелепо.
– Ну, что там есть в «Хлеб-Соли»? – спрашивала невестка моей хозяйки меня вечером, когда я после школы заходила в магазин.
– Да все вроде бы есть. А что нужно? – спрашивала я.
– Пойду схожу за пивом. Пиво там есть? – интересовалась невестка.
Я чувствовала себя инородным телом. Занозой в заднице. Белой вороной. Я не была похожа на них, и это, как я сейчас понимаю, вызывало у хозяев дома отвращение ко мне. Да еще этот миллион. Я же – «миллионерша». А за что мне его давать, этот миллион? Бомжихе, у которой нет своего угла? Училке?
«Дети» жили в Братске и приезжали на выходные. Появлялись, как гром среди ясного неба, ночью, часа в три. Я, как ошпаренная, в ночной рубашке соскакивала с постели, когда они входили в дом:
– Ха-ха-ха! Испугались? Вот и свекровь поначалу пугалась. А мы и в три, и в четыре ночи можем приехать, мы очень любим ездить по ночам!
На столе появлялись большие бутылки с пивом, картошка, мясо, начинался ночной пир. Я шла в свою комнату и пыталась уснуть.
Это повторялось на всех выходных. Неделю я работала в школе, вела уроки. А к выходным накапливалась усталость, хотелось просто рухнуть на кровать и поспать. Но выспаться мне никак не удавалось. Потом еще дважды ко мне приходили мои ребятишки – пятиклассники.
– Они обворуют нас! Не водите сюда никого! – кричали на меня «дети» хозяйки.
В октябре я сменила квартиру. Но «дети» сказали, что пропала бижутерия, очень дорогая сердцу хозяйки: цепочка со сломанным замком и браслет. Эта бижутерия лежала в черных мешочках, а теперь эти мешочки пропали. «Боже мой! Помоги мне, помоги!» – просила я Бога, потому что больше говорить было некому. Только воровкой я еще не была! Сельская учительница.
