Иван Вырыпаев: Я – реинкарнация Островского

Известный драматург, актер и режиссер Иван Вырыпаев в начале марта провел несколько дней на родине в Иркутске. По приглашению регионального Союза кинематографистов он представил в Доме кино новый фильм «Спасение». В художественном музее прочитал лекцию, в которой трактовал современные мировые конфликты как столкновение традиционализма и постмодернизма. Встретился с артистами недавно созданного театра «Новая драма» и пообещал поддерживать проект. Выступил в театральном училище и дал интервью иркутским журналистам, во время которого сумел удивить, вдохновить, еще раз доказав, что является одним из тех режиссеров, за творчеством которых интересно наблюдать.

– Иван, что заставляет вас возвращаться в Иркутск?

– Каждый раз, когда я снимаю художественный фильм, региональный Союз кинематографистов приглашает меня представить его в Иркутске. И я с удовольствием приезжаю на родину, ведь здесь живет мой отец и друзья. Надеюсь, что мой очень скромный фильм «Спасение» кому-то окажется нужным.

– Почему же очень скромный?

– Его сценарий пришлось сократить из-за финансовых проблем, связанных с последними международными конфликтами. Но, кстати, в таком виде он мне нравится даже больше. Кроме того, к фильмам я отношусь как к некоторому хобби, и у меня язык не повернется назвать себя кинорежиссером. Я пишу пьесы, ставлю спектакли, и это мое самое главное занятие.

– На ваш взгляд, почему таланты, которые рождаются в Иркутске, уезжают отсюда?

– Сейчас весь мир переезжает. Этноцентрическое мышление меняется на мироцентрическое. Из-за технологического прогресса человек переходит на новую стадию эволюционного развития. Например, я не чувствую, что живу в какой-то стране, я живу на планете. И каждый находится там, где может себя реализовать.

– А вы могли бы себя реализовать на родине?

– С удовольствием, если появятся условия. Например, у меня есть очень интересные проекты, связанные с образованием, я занимаюсь йогой, психологией, театральными практиками. Если бы мне предложили преподавать их в Иркутске, я бы приезжал сюда и занимался с детьми, инвалидами и другими группами людей. Кроме того, я бы мог сделать здесь фестиваль, потому что у меня есть связи с мировыми звездами, которые с удовольствием бы приехали на Байкал.

Если мы хотим, чтобы в нашем регионе развивался бизнес, нужно развивать культуру. Более того, нужно развивать современное искусство, потому что именно оно является условием для эволюции сознания.

– Почему вы перестали быть художественным руководителем театра «Практика»?

– Я три года был худруком и сейчас завершил контракт, поскольку это очень ответственная работа, выполняя которую, нужно постоянно находиться в театре, а у меня другие планы. Дело в том, что «Практика» – это один из самых необычных и успешных театров столицы, который, имея зал на 87 мест, зарабатывает по 40 млн рублей в год. При этом играет только бескомпромиссные спектакли в жанре современной драмы.

– Какие же у вас планы?

– Сейчас я живу в Польше. Моя жена – польская актриса, наша дочка – больше полячка, чем русская. Там я открываю продюсерский центр, в рамках которого буду создавать театр, потому что этот вид искусства там находится в таком же плачевном состоянии, как и в России. В том смысле, что там тоже нет театрального рынка. Есть только государственный театр и антреприза, которая делает дешевые спектакли с дурным вкусом. А хороших среднекоммерческих спектаклей практически нет. Собираюсь это изменить, хотя я в театре больше занимаюсь педагогикой, для меня это духовный путь.

– Вам нравится в Польше?

– Москва более прогрессивный город, чем вся Польша вместе взятая. Там очень много возможностей, но я не смог почувствовать себя москвичом. Особенно после Иркутска, где зимой есть солнце и снег. Кроме того, Москва в последнее время стала очень агрессивным городом. Кстати, в Польше нет антирусских настроений, к нашим соотечественникам там относятся хорошо.

– В прессе появилась информация, что вы пишете сценарий боевика-фэнтези в формате 3D.

– Это правда. Дело в том, что я очень люблю жанровое кино. Я считаю, что высочайший пик искусства – это жанр, который мы потеряли. Это странно слышать от меня – режиссера арт-хаусного кино. Более того, мне стыдно признаться, что я не являюсь зрителем своих фильмов, а смотрю совсем другое кино. В данном случае сбылась моя мечта – я получил заказ на жанровый фильм. По контракту не могу раскрывать сюжет, но скажу, что главной героиней является инопланетянка, которая прилетает на землю навести порядок. Это будет массовое кино, которое требует бюджета.

– Вы – разрушитель классических канонов в театре, пишете сценарий фэнтези. Что побудило вас к этому?

– В театре я никогда не был разрушителем канонов, более того, я один из последних динозавров классического театра. На самом деле я – реинкарнация Островского, ведь я занимаюсь именно таким театром. Поймите, что форма претерпевает изменение, но подход остается. Мои учителя – классические педагоги. Мой мастер Александр Поламишев – автор действенного анализа пьесы, а я сам – преподаватель этого предмета. Моя пьеса – это классическое произведение с конструкцией событийного ряда. Есть даже несколько диссертаций на тему моих пьес, которые об этом говорят. То, что я делаю в кино, это лишь использование киноязыка, чтобы говорить с более широкой аудиторией, ведь возить спектакли дорого. Люди пишут мне, что мои фильмы им помогают, то есть это такая терапия. Но настоящее кино в моем понимании – это индустрия, а я режиссер торрентов.

– Поклонником какого кино вы являетесь?

– Мой любимый режиссер – Квентин Тарантино. Я считаю его непревзойденным мастером и не видел ничего лучше его фильмов. А последняя его картина «Омерзительная восьмерка» – непревзойденный шедевр. Для меня эта фигура стоит в стороне от всех режиссеров, поскольку он показывает мастерство игры в жанр. Он, конечно, постмодернист, поскольку использует саму конструкцию игры. Его кино – это фильм про фильм. Он как бы говорит: смотрите, как нужно делать кино.

– Но ведь фильмы Тарантино такие жестокие.

– Это одни из самых безобидных фильмов. Сколько бы там ни лилось крови, сразу видно, что это искусственно созданный сюжет. Как в греческом театре, где история была лишена психологизма, и зрители смотрели миф. Только в этом случае наступает катарсис. Это не хэппи-энд, когда в конце все хорошо. В конце все плохо, но ты выходишь из этой истории освобожденным. Также современные зрители смотрят «Убить Билла» и пребывают после него в хорошем настроении. А посмотрите какой-нибудь мало-мальски арт-хаусный фильм, сразу возникает депрессия, ужас, патология. Я считаю, сейчас как никогда нужно снимать фильмы для людей. Нельзя напрягать народ, ведь время и так очень сложное.

– А как вы относитесь к тому, что ваши пьесы считают жестокими?

– Не согласен. Когда я пишу пьесу, то непременно думаю: смогу ли я на нее позвать свою маму, сына или дочь? Мне кажется, что театр должен приносить людям радость. Нормальное искусство сегодня не фестивальное, оно для тех людей, которые покупают билет. А не для тех, кто считает обычных зрителей быдлом. Существует какой-то миф об элитарности искусства, но я режиссер, который все время работает для среднебуржуазного, мещанского зрителя. Кто сказал, что эти люди глупые? Ничего подобного, они смотрят любые фильмы, обсуждают их и все понимают.

– Как вообще вы начали писать пьесы, ведь по первому образованию вы актер?

– Первую пьесу «Сны» я написал в Иркутске и посвятил ее своим друзьям, которые погибли от героина. В Глазково, где я жил в 1990-е годы, была эпидемия. Меня спасло театральное училище. Пьесу я написал не для того, чтобы быть драматургом, а потому что нужно было об этом говорить.

– А что сейчас побуждает вас писать пьесы?

– Сейчас я иногда пишу на заказ. Кстати, могу вам рассказать о своем провале. Недавно МХТ им. Чехова заказал мне пьесу для большой сцены. Это было очень важно для меня, потому что последний автор, которому этот театр заказал пьесу для большой сцены, был Михаил Булгаков. Но на меня так все это подействовало. Я начал думать, что должен написать какую-то великую пьесу. В итоге ничего не смог сделать и отказался. Просто не справился со всем этим грузом ответственности. А вообще я очень люблю писать в аэропортах или в каком-нибудь хорошем месте.

– Расскажите про последнюю пьесу?

– В последнее время у меня произошла большая внутренняя творческая перемена, и я почувствовал, как устроена пьеса. Нащупал структуру жанровой игры и написал «Солнечную линию». Ее премьера состоится осенью в «Современнике». Ее поставит Виктор Рыжаков, а будут играть Чулпан Хаматова и Антон Кузнецов. Эта история про двух людей – мужа и жену, которые ссорятся, но в конце все-таки прорываются друг к другу. Во время работы над ней я понял, что главное – освободить язык. Ведь искусство не является реальной жизнью, оно – воплощение формы. Как, например, на сцене нельзя мужчине и женщине долго целоваться, сразу исчезает условность. А в рамках жанра можно сказать о важном так, чтобы люди тебя услышали.