БАМ: 1974–2014

Поселок Звездный… Январь 1984 года… Весь БАМ живет ожиданием золотого звена. Укладка прошагала сотни километров, давным-давно ушла из Иркутской области, пересекла границу Бурятии и гремит в Читинской области. Здесь, на разъезде Балбухта, в конце сентября сойдутся рельсы с запада и востока.

В глубоком тылу

Но это – будущее, хотя уже и не дальнее. Но факт есть факт – первый и самый знаменитый поселок БАМа остался в глубоком тылу. Работа разбросала звездинских бригадиров по трассе. Виктор Лакомов с бригадой укладывает вторые пути где-то под Тайшетом, Вячеслав Аксенов строит котельную в Кичере. А вот Александр Бондарь приближается к кульминации всей работы – это будет, когда путеукладочный кран его бригады уложит последнее звено по основному ходу трассы, и оно сомкнется с такой же решеткой, которую уложит бригада Ивана Варшавского.

В Звездном тихо. Только изредка прогрохочет по рельсам товарняк да прокричит, как чайка, маневровый тепловоз. Поселок живет обычной жизнью – работает школа, магазин, столовая, в клубе «Таежник» по выходным гремит музыка – молодежь танцует. По вечерам туда степенно тянутся семейные пары – крутят кино. Быт устоялся, жизнь течет своим чередом.

Но поселок этот все равно необычен. Чтобы убедиться в этом, заглянем в неприметное здание неподалеку от конторы строительно-монтажного поезда № 266, того самого, который когда-то начинал рубить просеки и укладывать первые километры магистрали. На этом привычном для стройки бараке, «сборно-щелевом», как его не без горькой усмешки назвали строители, увидим вывеску: «Музей поселка Звездный».

Необычный музей

Помню, увидев эту вывеску впервые, я удивился – ишь ты, уже и музей! Но внутри не было ничего необычного, все эти экспонаты можно увидеть и в поселке – каски, выгоревшие штормовки… Есть здесь и старые палатки, их, к счастью, в поселке уже не встретишь – все население давно переселили в не очень комфортные, но все же не парусиновые квартиры. А вот рабочий инструмент и строительные детали тоже стали экспонатами. Подкладки, костыли, шпалоподбойка… Даже «целовальник», он же «машка», тяжеленный кусок рельса с подвижными ручками, его, скорее всего, оставила здесь прославленная бригада Виктора Лакомова.

Книги с автографами известных литераторов – все они гостили в Звездном… Записные книжки, письма… И фотографии, фотографии, фотографии… Виктор Лакомов, которого все бамовцы, особенно западного участка, иначе как отцом-командиром, не называли. Да он и был командиром – ударного комсомольского отряда, который отправился на БАМ прямо с XVII съезда ВЛКСМ. Единственный человек, который прибыл на трассу со звездой Героя Социалистического Труда, построив дорогу Хребтовая – Усть-Илимская и даже небольшой отрезок пути в Чили, закончив ее перед самым пиночетовским путчем. Вот он, на фото – невысокий, вовсе не богатырь, да и на лице чаще всего выражение не волевое, а какое угодно – улыбчивое, раздумчивое, порой даже ласковое. Но когда надо – прикажет, и попробуй не сделай! Но сила его не в этом, она – в абсолютном знании профессии, в умении объединить людей, точно определить их возможности, правильно расставить по рабочим местам. Он не кричит, редко злится. Именно он, Лакомов, определил стиль работы бригадиров Звездного. Если коротко определить этот стиль, хватит нескольких слов – знание дела до тонкости, умение направить бригаду без крика, но твердо, следование армейскому правилу: «Делай как я!» Ну, а непререкаемый авторитет – его каждый зарабатывает, как может. Бригадиры Звездного – смогли.

А вот Вячеслав Аксенов. Достаточно сказать, что он ученик Лакомова, и сразу многое становится ясно. На фотографии у него тонкое, вовсе не жесткое лицо, он кажется даже застенчивым. Впрочем, иногда он именно такой. Впечатление от первого знакомства с ним даже удивляло – как такой скромный парень может командовать бригадой отчаянных ребят-бамовцев?

Геннадий Сиваков – горбоносый профиль, ранняя лысина, твердая складка губ. Тоже небольшой любитель досужих разговоров, а также интервью.

Александр Бондарь… Здоровый, крепкий бородач. Вот тут – совсем другой темперамент: азартный, взрывной, порой даже властный. Впрочем, его знаменитую бригаду цементирует не жесткость, не приказ, не командирский голос, которым Бондарь владеет вполне, а крепкая дружба, настоящая спайка, приобретенная в пройденных вместе километрах, в прожитых месяцах и днях. Даже на снимке видно, что это прирожденный лидер.

И, наконец, Леонид Казаков. Самый титулованный бригадир Звездного. Едва ли не первым на БАМе получил звание Героя Социалистического Труда. Делегат нескольких партийных съездов, член ЦК КПСС – кто помнит, это ценилось, пожалуй, выше всех правительственных наград. Во всяком случае, привилегий давало точно намного больше. Когда Леня Казаков, бамовский бригадир, поехал отдыхать в Болгарию, в дом отдыха ЦК БКП, руководителем группы назначили его, хотя в группе были министры, даже заместитель председателя совета министров Армении и председатель совета министров Бурятии.

Если после всего сказанного вы подумали, что это был прикормленный рабочий аристократ – ошибаетесь. Вот она, его фотография в музейной экспозиции. Высокий, статный, черноволосый… На этой фотографии ему – чуть больше 30. Но сохранилось что-то детское – мягкая, ускользающая улыбка, смеющийся прищур глаз… При этом – лицо, на котором оставили след все виды погоды и непогоды – солнце, ветер, дождь, снег. Лицо рабочего человека, вовсе никакого не аристократа. Бригада Казакова делала на трассе, может быть, самую трудную, но малозаметную неопытному глазу работу – искусственные сооружения, чаще всего это водопропускные трубы разных диаметров, через которые под насыпью должны продолжить свой путь ручьи, речушки и речки. Работа не для слабаков и неженок – приходилось монтировать тяжелые плиты в любую погоду, чаще всего по колено в воде.

Сегодня в музее группа учеников местной школы, для которых рассказ экскурсовода Ирины Ткачук не слишком интересен, ведь они выросли среди этой знаменитой стройки, на ней работали и работают их матери и отцы. Когда им рассказывают о бригаде Казакова, они переглядываются понимающе – ведь это дядя Леня, вон его дом, из окна видно. А сын дяди Лени Максим – многим из них ровесник и приятель.

Прежде чем покинуть этот по-своему замечательный музей, захожу в служебную комнату. За одним столом – невысокая стройная женщина. Зовут ее Галина Казакова.

– Скажи, Галя, – спрашиваю я, – это очень сложно – быть женой бамовского бригадира?

– Как сказать… – ответила Галя. – Вообще-то, конечно, непросто. Каждую неделю провожать его на трассу, с каждым разом все дальше и дальше, а потом ждать – это одно. Но у меня есть еще одна сложность – часто отправляют его на пленумы, на всякие заседания, и хочется, чтобы он выглядел не хуже других. А то скажут – что за жена у него такая? Но с нашими магазинами это не так-то легко решить.

Бригадир отдыхает

Выхожу на крыльцо. И вот вам, здравствуйте, пожалуйста – сам геройский бригадир, прямо с музейной экспозиции. Он сегодня отдыхает и… радуется, как мальчишка: купил первое в своей жизни транспортное средство – мотоцикл с коляской. Каждый мужчина, будь он хоть профессором, хоть грузчиком, хоть Героем Труда, в душе все равно остается мальчишкой, разница только в том, что игрушки имеет возможность купить подороже и посложнее. Вот и Леня… Хоть виду старается не показывать, но разве скроешь, как он любуется своим приобретением, как протирает и без того сверкающие лаком бока своего нового друга? А потом садится и начинает навинчивать круги на площади перед конторой СМП и музеем, в котором есть большая экспозиция, рассказывающая о нем, Леониде Казакове и его бригаде. Где, кроме БАМа, такое можно было увидеть?

Школьники, выйдя из музея, кричат ему нестройным, но звонким хором: «Здравствуйте, дядя Леня!» Приветствие это он слышит даже сквозь рокот мотора. Машет рукой ребятам в ответ.

В этот выходной день я решил не отвлекать Леонида, не мешать ему отдыхать, общаться с родными, ведь эти встречи нечасты – завтра опять в командировку. Надо ведь побыть с женой, с детьми – кроме Максима, есть еще младшая, дошкольница Наташа. Они соскучились по отцовской ласке. А мы вот в поезде-то и поговорим, дорога на несколько часов, времени хватит, да и делать все равно нечего. А наше давнее знакомство дает мне право на откровенные разговоры с ним.

Леонид Казаков

Вокзал Звездного производил странное впечатление, впрочем, как все бамовские вокзалы того времени. Он почти роскошен, отделан розоватым туфом, привезенным из Армении, – строили вокзал и пристанционный поселок посланцы этой горной республики. Все как будто бы на месте – касса с кокетливой занавеской, автоматические камеры хранения, стандартные скамейки… Вот только похож он на заброшенное жилье, пустынное, необжитое, в которое хозяева наведываются время от времени. Да так и есть – вокзал пустует весь день, и только к ночи собираются пассажиры единственного в то время на западном участке поезда Лена – Кунерма.

И вот бригада уже в поезде. Состав этот привычен для временной эксплуатации – пара-тройка полуразбитых вагонов, нечистых, недаром такие поезда непочтительно зовут бичевозами.

Бригада Казакова добирается до очередного объекта. Где он тогда был – в Магистральном, Улькане, Кунерме… И что это было – котельная, мастерские, нижний склад леспромхоза – не помню, столько лет прошло…

Но вот что интересно – ребята, которые от Лены до Давана уложили больше четырехсот труб – в любую погоду, вгрызаясь в грунт, по колено, а то и по пояс в воде… скучали по трудной этой работе. Да еще как скучали! Сейчас вроде все гораздо легче, чище, а вот позвали бы – все до одного посчитали бы за счастье вернуться к этому делу.

Слушаю Казакова:

– Мы уже шесть лет дома не живем, все по командировкам. То, что мы сейчас строим, тоже нужно, но… наше кровное дело – искусственные сооружения, трубы, в основном. Тяжело, конечно, но был интерес – двигались мы впереди всех, давали фронт работ механизаторам, а они – монтерам пути. БАМ строили – вперед, вперед! Азарт был! А сейчас – то вперед, то назад. А насыпь, укладка – где они? Где-то далеко, за сотни километров. Где сейчас путеукладчик Бондаря? У Таксимо, кажется. Осенью золотое звено уложат, сомкнется дорога… А мы – в глубоком тылу. Вроде все правильно, никто не виноват, такая технология, но… грустно как-то. 

Александр Бондарь

Перенесусь памятью туда, под Таксимо, где бригада монтеров пути Александра Бондаря ведет укладку. Пережду горячую работу, пока ребята выработают очередной пакет рельсошпальной решетки, присядут передохнуть, а я тут и поговорю с Сашей.

– Я раньше как думал, – говорил Бондарь, – характера хватает, глотки тоже, и вот я уже бригадир. На БАМ приехал не совсем зеленым – строительный техникум за плечами, армия. Но когда стал бригадиром, да на других посмотрел, особенно на Виктора Ивановича Лакомова да на своих ребят, понял – кичиться мне нечем… Вот Виктор Иванович – техникума не кончал, а мне до него тянуться и тянуться. Понял главное – здесь бригадиром может быть только тот, кого ребята уважают. Народ приехал подготовленный, грамотный, понимающий, что он делает и для чего. У меня в бригаде – каждый личность. Вот я, работая на БАМе, окончил институт. Инженер железнодорожного транспорта. Цену себе знаю – мог бы осилить более престижную работу, чем бригадир. Но в душе у меня сейчас эта должность самая высокая. Бригаду я до конца стройки не оставлю, что бы мне ни предлагали. А если и буду когда-нибудь руководить другим коллективом, всегда буду помнить, что всем я обязан не только бригаде, но и Звездному, Петру Петровичу Сахно, Виктору Ивановичу Лакомову, Лене Казакову.

Вячеслав Аксенов

Славу Аксенова я нашел в Кичере, где его бригада монтировала котельную. По виду он – самый скромный из знаменитых бамовских бригадиров. Да и приехал он на трассу почти зайцем – не досталось ему путевки. Зато со следующим отрядом, пройдя школу в бригаде Лакомова, прибыл не просто бойцом, а… командиром. Вот тебе и тихоня!

– Я знаю – если у меня что-то получается, это все от Виктора Ивановича. Считаю, нам здорово повезло, что у нас был такой командир. А мне особенно – работал в его бригаде. Он нам всем показал, как надо руководить людьми: без крика, без шума, самому делать, как надо. Важен не командирский голос, не здоровые голосовые связки, а большой опыт, уменье, но главное – уважать людей, с которыми работаешь.

Виктор Лакомов

Итак, Виктор Лакомов… На нем все сошлось. Значит, надо ехать в Осиновку, где он живет и работает на вторых путях.

Виктора Ивановича я застал… в больнице. Ничего страшного, привязалась какая-то хворь, да уже к выписке готовят, успокоил меня Витя. Он вышел ко мне в весенний сад в больничной пижаме, в тапочках, совсем не похожий на отца-командира, каким я привык видеть его на трассе. Впрочем, одно было неизменно – хорошая улыбка, приветливая, чуть смущенная. И еще – нежелание говорить о высоких материях.

– Да ладно, – отмахнулся он в ответ на мою просьбу рассказать, в чем секрет его бригадирства и почему все считают его своим учителем, – какие секреты, работаю, да и все! Правда, постарше их, но возраст тут ни при чем. И какой я им учитель, у меня только ПТУ, а они все институты окончили. Ну, не все, так многие… Почему все знаменитые бригадиры вышли из Звездного? Что тут удивительного? Туда же лучшие ребята со съезда приехали. Была, конечно, разная шелупонь, искатели длинного рубля, алиментщики, просто лодыри, но быстро отсеялись – у нас же работать надо, и все на виду. Да, ладно, лучше расскажи, как там ребята, ты ведь с трассы приехал?

Вот с Лакомовым всегда так, больше говоришь, чем слушаешь, хотя при нашей профессии надо бы наоборот. Пришлось рассказывать…

Но как бы он не отмахивался, авторитет его на БАМе был настолько высок, что едва ли кто из куда более высоких начальников мог сравниться с ним. Вот какие стихи написали ребята из бригады Бондаря, поздравляя его с сорокалетием (как давно это было!):

Из уст в уста, как по эфиру,         

Как строчкой с телетайпных лент,    

По БАМу весть, что командиру

Сегодня стукнет сорок лет. 

Прости, отец, прости, учитель, 

И не вели за то казнить,

Что мы посмели в день значительный

Слезу восторга обронить,

Слезу сыновьего почтенья, 

Хоть «сыновьям» по тридцать лет,

Давно бытует изреченье, 

Что старше тот, чей глубже след.

Ах уж эти затейники из бригады Бондаря! Чего только они только ни умели! Намахавшись за день «машкой», ночами репетировали спектакли в своем вагоне-театре «Молодая гвардия». А стихи писал чуть ли не каждый второй. И в этих по виду ернических стихах столько искреннего уважения к старшему товарищу! Это едва ли треть текста. Дальше есть такие, например, слова: «Дорога в узел нас связала, его уже не развязать».

Правота этих слов, особенно про «узел», сказалась сейчас, через десятилетия, когда все они, верные бамовскому братству, достигли пенсионного возраста. Судьба не была к ним особенно милостива – за тяжелую работу наградила их не только орденами и медалями, но и профессиональными болячками – гастритами, радикулитами… Она, судьба, порой не просто хлестала, а била наотмашь – многие из них пережили тяжелые трагедии, в том числе Казаков и Бондарь. Уходили из жизни близкие, родные, друзья – не стало Толи Байкова, Славы Огородничука, и эти потери никогда не забыть. Но они не теряют по жизни друг друга, и это их главное приобретение.

Но их прошлое – всегда с ними. Они никогда не забудут тот серый осенний день на разъезде Балбухта, когда сошлись рельсы запада и востока. В один из последних дней перед стыковкой Бондарь передал бригадирство Лакомову, а в бригаде у него работали Герой Социалистического Труда, управляющий треста Нижнеангарсктрансстрой Феликс Ходаковский, руководитель первого десанта на Таюру легендарный Петр Сахно, и это было им высшей наградой.

«Лучшую дорогу в нашей жизни мы с тобою полностью прошли» – эти слова бамовский поэт Владимир Гузий сказал и о них.

Так почему все-таки лучшие бригадиры БАМа вышли из Звездного? Почему из этого поселка вышли пять Героев Социалистического Труда – кроме Лакомова и Казакова, ими стали Бондарь, Аксенов и Огородничук? Как бы к этим званиям сейчас не относились, но и нынче ясно – они зарабатывались не только тяжелой работой, но и верой в то, что она, эта работа, нужна будущей России. По-моему, ясно – потому, что здесь было самое большое количество последних романтиков на квадратный километр. И еще – потому, что здесь был Виктор Иванович Лакомов. Как бы он ни скромничал, ни отнекивался, это надо признать как счастливый факт.

Продолжение следует